Прикосновение горца - [29]

Но его лицо сразу стало замкнутым, как недавно у Цирцена.

– Нет, – коротко ответил он. – И не советую говорить об этом с Цирценом. Ты только вызовешь у него новые подозрения. Он очень ревниво относится к фляге, и в твою пользу говорит только то, что ты так легко с ней рассталась.

Лиза тяжело вздохнула. Замечательно! Значит, если ее поймают, когда она попытается добраться до фляги, это будет доказательством ее вины.

– А ты не знаешь способа, при помощи которого я могла бы вернуться?

Дункан с любопытством взглянул на нее.

– Да что ты так рвешься назад? Неужели здесь так плохо? Я же видел, как ты сидела у окна и смотрела на море. И твое лицо выражало искреннее удовольствие. Тебе ведь нравится наша страна или я ошибаюсь?

– Нет, то есть, нет, ты не ошибаешься, но дело не в этом.

– Если ты не объяснишь, почему ты так рвешься обратно, боюсь, я не смогу даже посочувствовать тебе.

Лиза опустила взгляд. Она боялась, что расплачется, если начнет говорить о матери.

– Во мне очень нуждается один человек, который очень любит меня. И я не могу подвести ее.

– Ее, – повторил Дуглас с довольным видом. – Кого ее?

– Какая разница! – вспыхнула Лиза. – Она зависит от меня, и я не могу бросить ее в беде!

Дункан несколько секунд смотрел на девушку, а потом развел руками.

– Мне очень жаль, но я ничем не могу тебе помочь. Я действительно не знаю, как вернуть тебя обратно. Тебе лучше довериться Цирцену.

– Но ты же говорил, что он не может вернуть меня в мое время.

– Нет, но он умеет слушать...

– Он? Слушать? Не смеши...

– Первое впечатление обманчиво, котик. В каждом человеке есть что-то, что скрыто глубоко в его душе, и особенно это справедливо по отношению к Цирцену Броуди. Как ты думаешь, он убьет тебя?

В глазах Дугласа Лиза увидела уверенность, что этого не случится ни при каких обстоятельствах.

– Он не может заставить себя сделать это, да?

– А ты как думаешь?

– Думаю, что ему неприятно даже думать об этом. А когда он рычит и злится, то при этом он сердится больше на себя, чем на меня.

– Умница, – расцвел Дункан. – Цирцен действительно выходит из себя, потому что разрывается между двумя обетами. Не думаю, что он всерьез полагает, будто ты шпионка и все такое прочее. Как бы то ни было, он злится в первую очередь на себя, из-за того, что дал клятву. Цирцен никогда раньше не нарушал данного слова и теперь чувствует себя не в своей тарелке. Он просто еще не смирился с тем, что считает своим поражением. А когда поймет, что на самом деле происходит, то плюнет на все клятвы, касающиеся твоей жизни, и пошлет к черту все свои нерушимые правила.

– Хорошо бы, – вздохнула Лиза, но тут ей пришло в голову, что, может, Цирцен со своим другом просто играют с ней в «плохого и хорошего полицейского». Вряд ли, конечно, но кто знает?

– А ты не хочешь расспросить меня о моем времени? Я бы на твоем месте обязательно спросила.

Дункан вдруг стал серьезным.

– Я человек, который вполне доволен своим местом в жизни, душа моя. У меня нет никакого желания знать будущее и вмешиваться в него. Моя жизнь меня вполне устраивает. Поэтому я считаю, что лучше не лезть, куда не следует. К тому же чем меньше я буду знать о твоем времени, тем легче мне будет помочь тебе приспособиться в моем. Разговоры о твоем времени неизбежно вызовут у тебя воспоминания, а поскольку я не знаю, сможешь ли ты вернуться, то советую поменьше думать о своей прежней жизни.

Лиза тяжело вздохнула.

– Тогда начинай свой урок, Дункан. Но буду с тобой откровенна – я все равно не сдамся. Если есть хоть малейшая возможность вернуться домой, я найду ее.

Цирцен расхаживал по двору, раздраженно пиная ногой валявшиеся там камешки. Надо отремонтировать террасу, мысленно отметил он, да и весь замок. Он устал от жизни в полуразрушенных замках не потому, что ему не хватало удобств, – он едва замечал такие мелочи, – а просто из-за того, что хаос, царивший в Данотаре, слишком напоминал ему собственное душевное состояние.

Цирцен задумчиво посмотрел на огромный камень в основании башни, сдвинувшийся во время последней осады, из-за чего все строение опасно накренилось. Вот так и у него в душе. Краеугольный камень обетов и клятв немного сдвинулся с места, и все его жизненные устои в опасности.

Хватит, решил Цирцен. Это была его последняя ложь и последнее нарушение правил. После долгих размышлений он пришел к выводу, что уловка, придуманная Дунканом, все-таки может служить для него, Цирцена, оправданием. Он ведь действительно не клялся убить человека сразу, как только получит флягу. И небольшая отсрочка вполне допустима. Эта мысль немного успокоила Цирцена. Если появится Адам, можно будет сказать, что девушка пока еще жива.

Но врать о том, кто такая Лиза, или мечтать о близости с ней... нет, это совершенно недопустимо. Ложь больше не сорвется с уст лорда Броуди, и он не поддастся искушению.

Вздохнув, Цирцен направился во двор, чтобы оседлать жеребца погорячее и проветрить мозги в бешеной скачке. Но едва он обогнул скалистый уступ, как заметил облачко пыли за перешейком, ведущим к замку. И тут же часовой поднял тревогу.

Прищурившись, Цирцен вглядывался в облако пыли, надеясь на хорошую драку. Это было бы очень кстати в его состоянии, – он смог бы снова обрести уверенность в себе и почувствовать себя воином. Но как только на скалистом перешейке появился первый всадник, адреналин, бурливший в его крови, уступил место растерянности, а потом еще какому-то чувству, похожему на отчаяние.