Прикол - [4]

- Что это дядя делает? - послышался вопрос какого-то потрясенного карапуза.

Карклин скосил на него глаза, подмигнул и уничтожил второй шар, затем третий, четвертый... Поднялся крик. Чья-то мамаша начала возмущенно выговаривать:

- Развлекайтесь в сторонке, где детей нет, раз такая блажь пришла в голову!..

Лопнули еще два шара - розовый с зайцем и фиолетовый с оробевшим Бемби.

Продавщица отвернулась. Она с удовольствием вернула бы деньги, но сучья работа приучила ее остерегаться сильных мира сего. Плач усиливался.

- Ты, герой, ну-ка двигай отсюда! - суровый краснорожий папаша, дыша "Балтикой" девятого размера, шагнул в направлении Карклина. Тот шмыгнул носом и так посмотрел, что родитель остановился. На протяжении нескольких секунд они молча изучали друг друга, после чего Карклин методично добил оставшиеся шары, прислонил шест к какой-то конструкции и затрусил по ступеням подземного перехода.

3

"Так и с некоторыми людьми", - думал Карклин, не задумываясь покуда о существовании Зачесова. Зачесов существовал. Он был многолик: выслеживая маньяка, оборачивался то ладным молодцем, то стлался мысью по земле, или преображался в древнюю бабушку, а случалось, взмывал в поднебесье зорким ястребом, без промаха разящим неправого. Дела не ладились, составленный фоторобот никуда не годился: получился незапоминающийся, безжизненный инопланетянин с лицом, аки блин. Напрасно Зачесов, прилипая брюхом к земле и роняя слюну, рыскал по волчьим уголовным притонам, тщетно подсовывал он бездарную картинку барменам и халдеям. В ходе оперативных мероприятий было изъято восемьсот единиц огнестрельного, семьсот - химического и четыреста двадцать - бактериологического оружия, задержаны два человека, находившихся в федеральном розыске, а также один, заказанный Интерполом, но в последнем твердой уверенности не было. Маньяк же оставался неуловим. Зачесов худел на глазах и часто повторял, что лучше бы ему ловить "писючего злыдня" (так, на украинский манер, именовал он сексуальных преступников), чем непредсказуемого, иррационального в своих действиях оборотня. Их с Карклиным пути не раз пересекались, но всякий раз Зачесов опаздывал, поспевал лишь к шапочному разбору, и все, что ему оставалось, были стиснутые добела кулаки и новое тело, активно теряющее кровь.

Карклин чувствовал угрозу, но сохранял спокойствие. Его вдохновение заявляло о себе циклично, однако промежутки между вспышками активности были неравными и не зависели, ни от чего. Вне темного зова Карклин жил вполне безобидной, благопристойной жизнью. Да, он ни на миг не прекращал обычных размышлений, вертевшихся по кругу наподобие старой пластинки в сорок пять оборотов, но карман его был пуст, а чувства умиротворенны. Бывало, что Карклин начинал искать закономерность в своих вылазках, изучал лунный календарь, вычитывал сообщения о солнечных пятнах, погружался в астрологические вычисления. Эти труды ни к чему не приводили, навязчивое желание приходило, когда хотело и куда хотело. Как-то раз Карклин задумал вмешаться в предопределенный свыше ход событий и лично упорядочить убийства. Запасшись шилом, он спустился в метро, где быстро понял, что отчаянно боится и шагу не может ступить вне импульса. Тогда ему пришло в голову сменить стиль: Карклин отправился за город, в лесную глушь, надеясь выискать жертву не в толпе, а, напротив, совершенно одинокую и беззащитную. Кровь есть кровь, рассуждал Карклин. Если, заведомо без свидетелей, я буду истреблять одиночек, риск умалится по двум причинам: во-первых, опять же, гарантированно отсутствуют очевидцы, а во-вторых, само по себе событие убийства отсрочит следующий приступ. Возможно, он избавится от навязчивости вовсе - это ведь чертовски неудобная штука, испытывать непреодолимую потребность пырнуть кого-нибудь немедленно, сейчас, ну если не сию секунду, то в самом что ни на есть обозримом будущем. А так - один грибник, второй лыжник, третий пляжник, и все, кровь пролилась, и больше уж не придется хорониться в толпах, рисковать. В этом начинании Карклин потерпел фиаско. Он ясно сознавал, что заблуждается, и все же не мог отмахнуться от впечатления, будто вне толпы вероятность обнаружить человека-шар снижается до ничтожной величины. Казалось бы, какая может быть разница между специально разысканным одиночкой и столь же одинокой особью, затерянной в гуще людей, но вот поди ж ты! разница была. Примерно та же, что имеется между поиском в лотерейном барабане единственного шара среди множества его собратьев и гаданьем, где лежит этот шар на участке между Москвой и Петербургом. Шансы на удачу примерно одинаковы, но различие колоссально. Прежде всего, мнилось Карклину, страдает случайность выбора. В отыскании отшельника усиливается фактор персональной воли, и сходит на нет воля рока. Именно об этом толковал Карклин с незнакомой дамой, уединившейся в укромном местечке в отдалении от шумного пляжа. На маленькой песчаной проплешине, которую местные жители называли "сковородкой", она принимала солнечную ванну. Карклин подкрался неслышно, и женщина заметила его лишь тогда, когда ее накрыла широкая тень.