Приключения знаменитых первопроходцев. Африка - [80]

Через какое-то время для европейца, поселившегося вблизи экватора, самым большим лишением становится недостаток привычных овощей. Швейнфурт был превосходный ботаник. Чтобы иметь овощи к столу, а также для того, чтобы туземцы убедились, сколь много разных плодов может производить их тучная земля, он сразу же разбил огород. У путешественника были с собой кирки, мотыги, заступы и коллекция семян различных растений. Он поднял около двух гектаров целины и обнес будущие делянки изгородью. В большей части участка, разделанного на грядки, он посеял лучшие сорта кукурузы, початки которой получил из Нью-Джерси. По прошествии семидесяти дней Швейнфурт собрал урожай, который не только оправдал его самые честолюбивые планы, но и превосходил по качеству американский. Табак, посеянный из мерилендских[256] семян, вырос очень высоким и дал около центнера листьев. Табак в здешних местах, правда, рос и прежде, но это низенькое растеньице, из листьев которого нельзя было даже свернуть сигару. Благодаря утренним и вечерним поливам удалось полностью победить засуху. Капуста, редис, кормовая шведская репа наилучшим образом приспособились к твердой, но плодородной почве. Томаты и подсолнечник, прежде здесь неизвестные, также прижились и прекрасно росли в огороде доктора.

«С появлением огорода, — рассказывает Швейнфурт, — все блага флоры оказались к моим услугам. Я вставал на рассвете, брал с собой одного-двух слуг, чтобы нести оружие с чемоданами, и отправлялся в поход по окрестным лесам. К полудню я возвращался с бесчисленными сокровищами, и меня встречал стол, сервированный так хорошо, как только возможно здесь. Затем, усевшись под густым деревом, я анализировал, классифицировал и описывал новинки, которые постоянно находил. При приближении вечера я шел гулять по полям, а мои люди тем временем дополняли гербарий. Недостатка в новых растениях не было, и моя коллекция приобрела внушительные размеры. Сверток громоздился на сверток, изготовленный из кожи, тщательно зашитый и готовый следовать за мной до Европы.

…Тогда же умер пес мой, бедный Арслан, и я долго скорбел об этой утрате. Мы не расставались с самого отъезда, вместе ехали через пустыню. Когда он перестал страдать от недостатка воды, я решил, что все опасности для него миновали, но он пал жертвой зловредного климата. Только Арслан напоминал мне о родном очаге и являлся последним звеном, соединяющим меня с домом. С его смертью связь оборвалась — я почувствовал, что какая-то пропасть отделяет меня от родной земли. Подобную утрату всегда переносишь очень тяжело, особенно здесь, в далеких краях, где Арслан заменял мне друга!

Во всех печалях и скорбях природа — наша великая утешительница. Спокойствие мира растений умиротворяло мой возмущенный дух, и я вновь вернулся в царство флоры…»

Больше всего из жителей этой области Швейнфурт общался с бонго. Он мог изучить их обычаи, язык и таким образом лучше узнать туземцев. Страна, в которой обитает бонго, по размерам приблизительно равна Бельгии, но по численности населения ее можно сравнить с Сибирью. Это племя уже находилось в упадке и некоторое время спустя роковым образом исчезло.

Характерный факт, сразу бросающийся в глаза: динка черны, как аллювиальные земли[257] их родины, у бонго, подобно всем жителям латеритовых[258] плоскогорий, кожа красно-коричневая, как у земли, которую они населяют. У них вообще нет ничего общего с динка. У бонго более крепкие члены, рельефные мускулы, массивные плечи — и полнейшее безразличие к скоту.

Одежда бонго солидней, чем у диуров и динка: в недалеком прошлом они носили кожаные передники, теперь же опоясываются полосой ткани, концы которой свешиваются спереди и сзади. И до чего же они не сходны с соседями во всем, что касается пищи!

Дело в том, что по части питания бонго проявляют самую отвратительную неразборчивость. Для них любое живое существо, за исключением человека и собаки, и в любом виде пригодно для еды. Бонго радуются, когда коршуны наведут их на гниющие объедки львиного обеда: тухлое мясо наверняка не жестко, к тому же, как считают бонго, питательней и легче переваривается. Можно ли спорить о вкусах с людьми, которые обожают содержимое бычьего желудка, кишащего червями, и набивают этими червями полный рот? Можно ли после того удивляться, что они называют дичью все шевелящееся и ползающее — от крыс до змей? Будет ли странно видеть, как они едят дохлых грифов, паршивых гиен, скорпионов, личинки термитов? Одно из любимых лакомств бонго — грибы. Африканцы с неутолимой жадностью вечно голодных людей едят их в неслыханных количествах. Эта еда хотя бы не омерзительна и не опасна, ибо, как ни странно, ядовитых грибов здесь нет вовсе, а некоторые из них — действительно очень вкусны.

Женщины бонго, хотя их одежда, мягко говоря, незатейлива, довольно кокетливы и обожают себя украшать. Тонкая ветка с листьями, иногда обновляемый каждое утро пучок травы и своеобразный султан из окрашенных в черный цвет растительных волокон, напоминающий конский хвост, — вот их наряд. О женских украшениях — отдельный разговор. Мало того, что о приближении туземок издалека возвещает звон массы стекляшек и железяк. В ушах у женщин висят массивные железные или медные кольца и полумесяцы, а иногда и еще пять-шесть подвесок. Выйдя замуж, молодая женщина сразу протыкает себе губу и понемногу расширяет отверстие, так что туда можно просунуть гвоздь, металлическую пластинку, а то и палочку около дюйма диаметром. В ноздри втыкают соломинки до трех с каждой стороны; в большой моде и кольца, вдетые в нос. У самых отчаянных модниц в углах рта вдеты застежки или, вернее, скобки — должно быть, чтобы не растягивался рот.