Приключения знаменитых первопроходцев. Африка - [71]

(ничего нет в свете тошнотворнее!) — это весь ваш запас. Бывает, вы ничего кругом себя не видите… Большое счастье, если в изнеможенье вы доберетесь до туземного крааля — там стоят невероятно грязные амбары под растрепавшейся соломенной крышей, на ветру торчат сухие колючки, сушатся ломти тухловатой дичины, расставлены кувшины с водой, на деревьях болтаются клочья шкур. Вы спите на охапке сена, подложив под голову седло, причем коптитесь у костра, чтобы отогнать комаров. Опять начинается скачка, и если вы наконец все-таки увидите зверя — значит, все прошло как нельзя лучше.

Даже в том случае, когда охотник, подобно Болдуину, сразу встречает несколько слонов, сначала он должен отогнать в сторону и застрелить самого большого. Болдуин так и сделал. Получив две пули, слон, находившийся едва в сорока шагах, развернулся и стремглав ринулся на охотника.

«Подо мной, — пишет Болдуин, — был новый, впервые оседланный жеребец по имени Кебон, который стоял на месте как скала. Я хотел встретить слона своим коронным выстрелом в грудь, но только начал целиться — Кебон дернулся и помешал мне. Я пытался его успокоить. Слон в это время опять рванул на нас, и пришлось выстрелить наудачу. То ли коню не понравилось, как пуля просвистела у него над ухом, то ли еще что — только Кебон так сильно тряхнул головой, что левый повод перекинулся на другую сторону, цепочка мундштука порвалась, а железо врезалось коню в рот. Огромный слон — всего в двадцати ярдах — махал поднятыми ушами, яростно трубил и бежал на нас. Я дико колотил коня шпорами по бокам (иначе править было невозможно), но Кебон кинулся не назад, а прямо навстречу чудовищному зверю — я, право, думал, что смерть близка… Уклонившись, насколько возможно (слон задел меня хоботом), я выстрелил в упор и опять пришпорил коня; тот отскочил и встал на месте. Я со всей силой пришпорил коня, который помчался не разбирая дороги, сильно ударив меня об одну из трех бохиний[231], встретившихся по дороге. Я чуть было не вылетел из седла; правую руку мне забросило за спину так, что она хлестнула по левому боку. Сам не знаю, как удержал четырнадцатифунтовое ружье одним пальцем за спусковую скобу! Оторванная узда осталась в левой руке — к счастью, когда я стрелял, она там и была.

Так мы скакали во весь опор по густому лесу. Кебон, как коза, прыгал через колючие кусты подлеска; слон гнался за нами, но в конце концов нам удалось от него оторваться. Тогда я все-таки остановил коня; Кебон сделал еще два-три круга и наконец встал. Взнуздав его, я ветром помчался вдогонку за зверем, чтобы не упустить.

Слон повернулся и помчался на нас. Началась долгая молчаливая и весьма неприятная погоня, тем более что лошадь устала и ей было очень трудно держаться на ногах. С десятой пули слон наконец упал и больше не поднимался. Я выдохся так, что даже не мог насыпать порох на полку[232] ружья».

Это оказалась последняя экспедиция Болдуина, продолжавшаяся целый год и завершившаяся благополучно; охотник получил весьма солидную выручку. После этого он оставил опасный промысел.

Через несколько месяцев англичанин вернулся на родину, имея небольшое, честно нажитое состояние, и с великой радостью встретил родных, о которых никогда не забывал.

Вместе с Левайаном, Ливингстоном, Андерсоном[233], Бейнсом и Чепмэном Болдуин был одним из тех, кто открывает новые пути в неведомых землях, узнает, чем там живут и торгуют. Такие люди приучают туземцев к белым, рождают в них мысль об обмене товарами и медленно, но верно готовят проникновение цивилизации в новые страны.

Иногда это проникновение бывает ускорено, как в Австралии, открытием богатых золотых жил, как в Южной Африке, открытием крупных алмазных копей. Тогда переселенцы с неудержимой силой потоком устремляются в новые края. Возникают пути сообщения, вырастают города. Люди рвутся вперед, а туземцы убегают либо нанимаются на службу к новым завоевателям.

Многим колонизация несет нищету, иным богатство — но несет ли она подлинное процветание дальним странам?

ГЛАВА 16

ГИЙОМ ЛЕЖАН

Призвание. — Первые путешествия. — Назначение консулом в Абиссинию. — Негус Теодрос. — Темница. — Возвращение и смерть Лежана.

Кто действительно был прирожденным путешественником, так это Лежан, коренастый бретонский атлет, миролюбивый и добрый, как все силачи, энергичный и храбрый, как подобает сыну старой честной кельтской земли.

Гийом Лежан родился в Плуэга-Геране (департамент Финистер) в 1818 году. У него было все, что нужно для не слишком возвышенного, но беспечного и безмятежного домашнего счастья. Он успешно окончил коллеж Сен-Поль-де-Леон и был назначен секретарем совета префектуры Морле — недурное место «приказного», как тогда говорили: такие весьма ценились провинциальными буржуа того времени. В 1848 году он имел честь и редкое счастье стать сотрудником Ламартина[234] по газете «Пэи»: его могло ожидать блестящее положение среди литераторов… по крайней мере, в нашей республике. И вот на тридцатом году жизни Гийом Лежан без малейших колебаний — даже с удовольствием — бросает все и целиком отдается непобедимой страсти к дальним путешествиям.