Приключения знаменитых первопроходцев. Африка - [70]

Однажды Болдуин упал так, что чуть не лишился жизни, — и рассказывает об этом как о самом обыкновенном деле: «Я гнался за зеброй, когда лошадь на всем скаку попала ногой в яму и несколько раз перекувырнулась через голову. На мне живого места не осталось, но хуже всего было то, что под тяжестью глупой скотины нож и пули врезались мне в бок. Ничего страшного не случилось — через несколько дней я надеюсь уже снова сесть верхом, — но в первый миг мне показалось, что все кончено».

Он справляет Рождество куском мяса носорога — такого жирного, что самый крепкий желудок ее не выдерживает, — и парой ложек полусырой лапши вместо хлеба. Да, насколько это было непохоже на английский рождественский ужин! «Что ж, — философически замечает Болдуин, — у охотничьей жизни есть, конечно, свои неудобства — но есть и радости, вознаграждающие за все лишения».

На следующий год он очутился у озера Нгами и решил дойти до Чобе, правого притока Замбези.

Товарищ оставил Болдуина, с которым теперь остались только три кафра, два готтентота, кучер, семь собак, восемнадцать упряжных быков, корова с телкой и пять верховых лошадей. У охотника в распоряжении имелись боеприпасы, бисер, медная проволока, пряности, мука, ящик водки и бочонок доброй капской мадеры. Кроме того, у него есть немало почти готового вяленого мяса: он уже подстрелил множество канн и жирафов. Это, конечно, жестокость, но для нее есть оправдание: надо кормить полторы сотни кафров; ни куска не пропало. Когда же два великолепных жирафа паслись в четырехстах шагах от фургона Болдуина, но провизии для людей и корма для собак было довольно — он их не тронул.

Каким же старым был фургон! Его пробовали обтянуть сыромятной кожей носорога — высохнув, она становится твердой, как жесть, — но до новой повозки все равно далеко. «Помимо же этого, — пишет Болдуин, — у меня было, кажется, все, что нужно для путешествий по этим краям: здоровье, силы, привычка к климату, неистощимый запас бодрости и некоторое умение обращаться с туземцами. Кафры и готтентоты всегда охотно исполняли мои просьбы — очевидно, потому, что я делил с ними все тяготы и об их пропитании заботился больше, чем о своем. Меня не удерживали никакие семейные и дружеские связи; я не знал ни слез разлуки, ни долгих прощаний, ни беспокойства, которое гонит домой… Мне всегда везет, я на все согласен, мне все интересно. У меня есть винтовка «ваттон» с двумя нарезами[229] — лучшее оружие из всех бывших у меня. Она безупречно точно бьет при любом заряде, а если к конической пуле положить шесть драхм (двадцать два грамма) пороха, получается убойная сила, равной которой я еще не видывал. Вот только опасался, как бы меня не сбросило с седла».

Двадцать два грамма пороха! Те, кто хорошо знаком с огнестрельным оружием, сразу представят себе эту отдачу — такая и впрямь может сбросить с лошади.

В середине июня Болдуин пришел к Лечулатебе, вождю племени, населявшего берега озера Нгами, человеку не злому, но страшному вымогателю. Тот — не бескорыстно, конечно, — рассказал Болдуину все, что нужно, и дела у охотника устроились совершенно. Винтовка «ваттон» без дела не лежала — задний отсек фургона, служивший складом, постепенно наполнялся бегемотовыми зубами, страусиными перьями и слоновьими бивнями.

Так оно и шло из месяца в месяц. Иногда в жизни охотника — и без того полную неожиданностей — происходили какие-нибудь разнообразные приключения, иногда злоключения, а подчас — страшные драмы. Но герой, как в волшебной сказке, пройдя через все испытания, преодолевал преграды; энергия и упорный труд приносили ему успех. Каждый новый день приносил надежду, унося тяготы и разочарования предыдущего.

В конце концов экспедиция принесла чистую прибыль в двадцать пять тысяч франков плюс шестьдесят превосходно натасканных упряжных быков.

Болдуин вернулся в Наталь, продал товар, выгодно разместил деньги, приготовился к новому путешествию и опять отправился на север.

На этот раз он дошел до Замбези и три дня провел возле водопада Виктория — почти не охотился, катался на лодке и во все глаза смотрел кругом, не в силах сдержать восхищения. Он нашел дерево, где доктор Ливингстон вырезал свои инициалы; прямо под монограммой славного предшественника Болдуин — второй европеец, увидевший водопад, — вырезал собственную.

«Я полжизни согласился бы там прожить!» — пишет охотник в восторге. Впрочем, когда однажды ему повстречалось большое стадо слонов, он без колебаний погнался за ним.

Сначала он меньше чем за час убил пять слонов! Постепенно Болдуину удалось перестрелять все стадо и наполнить фургон первосортной слоновой костью.

Ужасное дело! Нет тяжелее доли, на которую человек может себя добровольно обречь, чем слоновья охота. Двое суток без передышки вы скачете на лошади к озерку, куда, по слухам, стадо пришло на водопой, ночуете в лесу, голодаете, утром насилу можете зачерпнуть немного грязной воды панцирем дохлой черепахи. Опять ногу в стремя — и по следу в изнурительную жару. За вами едут три полумертвых от голода туземца, кое-как прикрытые вонючими сальными лохмотьями звериных шкур, и везут несколько глотков воды в бурдюке из шкуры квагги