Приключения Весли Джексона - [103]

Мы посидели так минут десять – пятнадцать, потом офицер лениво встал и сказал солдатам что-то по-немецки. Они подняли с земли тело Грэхема, положили его в джип, прикрыли плащом. Нам с Ванхуком офицер предложил разобрать киноаппарат и сложить его в джип. Мы повиновались. Потом он велел нам сесть вдвоем впереди, а сам сел сзади. Он попросил Ванхука не гнать машину, так как стоял прекрасный вечер, впереди у нас была приятная прогулка и ему хотелось полюбоваться природой. Затем он отдал еще какие-то распоряжения солдатам, и мы тронулись. Ванхук вел машину очень медленно, и нам понадобился почти час, чтобы доехать до места назначения, которое оказалось огороженной площадкой под открытым небом.

– Это только на сегодняшнюю ночь, – сказал офицер.

Он велел нам взять с собой личные вещи и пойти с ним. В маленькой сторожке он передал нас другому офицеру и сказал:

– Теперь я попрощаюсь с вами, спасибо за сигареты.

Офицер, сидевший за столом, был человек пожилой, вид у него был усталый, но по-английски он тоже говорил хорошо. Он спросил у нас только фамилии, звания и порядковые номера. В то время, однако, мне совсем не приходило в голову, что все происходящее очень отличается от того, что нам показывали в учебных фильмах. Те шестеро немецких солдат ничуть не злились на нас с Ванхуком. Офицер, правда, убил Грэхема, но ему ничего другого не оставалось, и он совсем не был этому рад. Он бросился на землю, как и полагается в таких случаях, чтобы не быть удобной мишенью для противника. Грэхем тоже мог бы так сделать, но почему-то не сделал.

Я спросил потом Ванхука, может быть, нам нужно было побежать за винтовками, когда Грэхем открыл огонь. А он отвечал, что ему это просто не пришло в голову, и слава Богу, сказал он, потому что, если бы мы побежали за винтовками, нас бы тоже застрелили и все сигареты достались бы немцам. Я спросил, не очень ли он тогда перепугался, и он сказал, что нет, я спросил его почему, – мне было интересно узнать, что он думает, – и оказалось, что мы рассуждаем одинаково. Во-первых, все происходило очень спокойно, и Ванхук просто не думал, что кто-нибудь может проявить ненависть и застрелить его за здорово живешь. Когда он услыхал голос офицера, он сразу понял, что человек настроен серьезно, но вполне спокоен и не станет стрелять, если его не вынудить к этому, так зачем же было его вынуждать? Я спросил, как он думает, правильно ли поступил Грэхем, и Ванхук ответил:

– По-моему, Грэхем решил, что ему представился случай проявить геройство. Конечно, мне жаль, что его убили, но всякий хороший солдат скажет, что он сделал ошибку.

Мы провели ночь в этом лагере, под открытым небом, и перезнакомились с другими пленными, которые там находились. Большинство из них попало в плен так же, как и мы, – их захватили врасплох там, куда их никто не посылал, – но все говорили, что это не так уж плохо и немцы, видимо, знают, что брать нас в плен значит только попусту тратить время, ибо наши войска непрерывно на них наседают.

Немецкие караульные научились немножко болтать по-английски от наших ребят, обращались с нами по-приятельски и вели разговоры на вечные темы: о доме, о девчонках, о вашей стороне и нашей стороне, и к черту все армии, взгляни-ка на мою дочурку, давай меняться – а что есть у тебя?

Глава 72 Виктор Тоска рассказывает Весли о смерти Джо Фоксхола

На следующий день нас перевезли на грузовиках в другой такой же лагерь миль на сто дальше, но будь я проклят, если знал, где мы находимся. Я думал все время о Джиль и ломал себе голову, как бы умудриться послать ей письмо, чтобы она знала, что я в плену, жив и здоров, – ведь обычным путем письма идут так медленно.

Здесь на новом месте, народу было намного больше. Мы с Ванхуком бродили по лагерю в надежде встретить знакомых ребят или кого-нибудь, кто их видел. Лагерь был довольно большой, и наших – полным-полно. Они держались группами по шесть-семь человек, болтали, рассказывали друг другу разные истории, играли в карты – и разглядеть всех как следует было нелегко. То тут, то там попадались одинокие фигуры: сидит человек на земле, пригорюнившись, – тоскует, видно, по родине и с ненавистью думает о том, что вот загнали его, как быка, за колючую изгородь.

И вдруг произошло нечто до того неожиданное, что я даже не удивился, хотя никак на это не рассчитывал: прямо передо мной сидел на траве Виктор Тоска. Я так ему обрадовался, что решил сесть рядом с ним и подождать, пока он сам на меня не взглянет. В лагере было столько народу, что люди мало обращали внимания друг на друга, и Виктор даже не пошевельнулся, когда я опустился рядом с ним. Я наблюдал за ним довольно долго и очень был рад, что он жив и здоров – ведь только это мне и нужно было. Так я сидел рядом с ним и молчал, потому что я думал, он обернется, увидит меня – и мы тогда вдоволь посмеемся. Я решил сидеть хоть целый час, пока он не обернется: мне казалось, так будет лучше, чем подымать суматоху на радостях, потому что кто знает, что он за это время пережил. Ведь кроме того, что Грэхем был убит на моих глазах, – а за минуту до того мы вместе с ним ужинали, – все остальное, что случилось со мной и с Ванхуком, – сущие пустяки.