Приключения Вернера Хольта. Возвращение - [42]
— Объясни же, откуда ты, — сказала она. — В конце декабря я писала твоему отцу и до сих пор не получила ответа.
— Откуда? — повторил Хольт. — Это как посмотреть. Из лагеря военнопленных кружными путями-дорогами. Но оставим это.
При слове «лагерь» фрау Хольт повернула к нему лицо и оглядела его перекрашенный френч.
— Лучше всего одежду сжечь. Франц на первое время прислал брюки, джемпер и кое-что из белья. — Она вскинула темные брови. — У тебя нет насекомых?
Он усмехнулся. По меньшей мере год она вообще не знала, жив ли я… У тебя нет насекомых?
— Как знать! — ответил он.
Она не расслышала иронии.
— Я полагаю, ты какое-то время пробыл у своего… — Она оборвала на полуслове.
Бригитта внесла поднос с едой и осторожно опустила его на сервант. Накрыла круглый журнальный столик, поставила перед Хольтом тарелку, положила прибор и салфетку. Она подала омлет с вареньем. Обилие фарфора и серебра потрясло Хольта. Бригитта накладывала с серебряного блюда серебряными вилками и, пододвинув блюдо, пролепетала: «Извольте откушать…» Так и сказала: «откушать!» И вышла.
— … у своего отца, — закончила фрау Хольт начатую фразу, едва за горничной закрылась дверь. — Это он тебя ко мне послал?
Но прежде, чем Хольт успел ответить, в комнату прошествовала тетушка, родная сестра его матери, но старше ее на пятнадцать лет, крупная, костистая женщина с проседью в волосах и жесткими, будто вырубленными из дерева, чертами. Улыбка, обнажившая два ряда ослепительно белых фальшивых зубов, мало подходила к ее застывшему наподобие маски лицу. И хотя она улыбалась Хольту, карие глаза глядели на него холодно, если не враждебно.
Он встал ей навстречу.
— Сиди, сиди, — произнесла тетя Марианна низким, мужским голосом. — Приятного аппетита.
Хольт сел и продолжал есть, чувствуя на себе взгляд обеих женщин.
— Посмотри, Теа! — услышал он голос тети Марианны. — Вернер — вылитый ты!
Фрау Хольт не ответила. Сестра ее окинула строгим взглядом стол и вполголоса кинула:
— Сколько раз надо повторять Бригитте, что нельзя накладывать двумя вилками. Le style c'est I'homme![10]
Хольт отодвинул тарелку и откинулся на спинку кресла.
— Всего лучше тебе сейчас принять ванну, — сказала фрау Хольт.
В холле резвились пудели. У подножия лестницы лежала свернутая рулоном красная циновка. Наверху, в ванной комнате, Хольт наблюдал, как мать отвернула никелированный кран и как вода наполняла ванну.
— У Марианны некоторое время были расквартированы английские офицеры, — рассказывала она. — К счастью, дома здесь не реквизировали. Сюда пытались вселить семьи из разбомбленных домов, но Францу пока что удавалось отбиться. — Она направилась к двери. — Англичане оставили нам уголь, — сказала она, уже выходя. — Иначе пришлось бы к тому же еще мерзнуть.
Хольт запер дверь и вытянулся в горячей воде. Его охватило приятное тепло. Здесь все осталось по-старому, война и разруха словно прошли стороной, не коснувшись этого дома. Дверь, как и раньше, открывала горничная в белом передничке, как и раньше, кушанья подавали на серебряных блюдах, и, как и раньше, мать замолкала на полуслове, когда в комнату входила прислуга. В холле скакали и возились два пуделя, Мокка и Кока-кола, и тетя Марианна бывала скандализована, если омлет накладывали на тарелку не лопаточкой, а двумя вилками: каков стиль, таков человек. Просто невероятно!
Хольт стал намыливаться каким-то добротным пахучим туалетным мылом. Он решил сдерживаться; ни в коем случае нельзя действовать опрометчиво, поспешно. Надо выждать, вести себя учтиво, на худой конец — чуточку иронизируя. Ни с чем не мириться, но и не затевать ссор.
Он вылез из ванны и растерся мохнатым полотенцем. Вспомнил, как было много лет назад. Мама всегда пыталась меня подкупить. Наверно, и сейчас попытается.
На стуле лежало приготовленное для него трикотажное белье, легкие фланелевые штаны и пуловер с широкими рукавами реглан. Он поглядел на себя в зеркало. Итак, начинается вторая попытка вернуться в штатскую жизнь. Может, на сей раз больше посчастливится. Вторично потерпеть неудачу никак нельзя. Хорошо, что он не явился к матери подавленным и отчаявшимся, каким уехал от отца; хорошо, что в Ратцебурге у него было время прийти в себя. Он достал из старых брюк деньги, которые, против ожидания, не слишком пострадали от купания в озере, взял и записку с адресом больницы. В фланелевых брюках он, к своему удивлению, обнаружил пачку сигарет «реемтсма Р6», довоенный товар…
Хольт вышел из ванной.
На лестничной площадке он остановился как вкопанный. Внизу, в холле, в сером халате стояла на коленях Бригитта и натирала воском паркет. Когда Хольт увидел, как она, стоя на коленях, работает, у него в памяти ожила другая, очень похожая картина… Было темно, пахло затхлостью и прелью, за первым же поворотом лестницы стояла на коленях девушка, босая, в сером закрытом фартуке, и скребла щеткой деревянные ступени… Это была Гундель. В то время.
Хольт, задумавшись, облокотился о перила, достал сигареты и закурил. Бригитта все еще его не замечала. Ему живо представилась та мрачная лестница, но потом картина изменилась, и он увидел Гундель за столом между отцом и доктором Хагеном… Теперь Хольт снова мог спокойно думать о Гундель, время, прожитое у отца, отодвинулось в далекое прошлое.
Популярный роман писателя из ГДР о том, как молодой 17-летний немец в 1943 году заканчивает школу и призывается в зенитные части. Всё это на фоне капитуляции Италии, краха немецкого наступления под Курском, ужасных бомбардировок Германии. Дальше хуже. Во второй части показана послевоенная жизнь. Книга интересна, помимо того, что занимательна сюжетом, тем, что знакомит со множеством бытовых деталей. Чувствуется связь с прозой Ремарка.
Роман известного писателя ГДР, вышедший в годовщину тридцатилетия страны, отмечен Национальной премией. В центре внимания автора — сложные проблемы взаимовлияния научно-технического прогресса и морально-нравственных отношений при социализме, пути становления человека коммунистического общества.
В этом томе собраны повести и рассказы 18 писателей ГДР старшего поколения, стоящих у истоков литературы ГДР и утвердивших себя не только в немецкой, но и в мировой литературе. Центральным мотивом многих рассказов является антифашистская, антивоенная тема. В них предстает Германия фашистской поры, опозоренная гитлеровскими преступлениями. На фоне кровавой истории «третьего рейха», на фоне непрекращающейся борьбы оживают судьбы лучших сыновей и дочерей немецкого народа. Другая тема — отражение действительности ГДР третьей четверть XX века, приобщение миллионов к трудовому ритму Республики, ее делам и планам, кровная связь героев с жизнью государства, впервые в немецкой истории строящего социализм.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.