Приключения Вернера Хольта - [20]

— Не уходи, — попросил Петер. — Потом я сыграю…

Хольт чувствовал себя преглупо в своих коротких кожаных штанах и пестрой спортивной рубашке. Его волосы еще не успели просохнуть и торчали дыбом. В большой столовой обе двери — на террасу и в зимний сад — стояли настежь, в окна заглядывали развесистые деревья. За столом сидели гости. От смущения Хольт ничего не видел — только яркие пятна женских нарядов и на их фоне черную форму танкиста. Запах тонких духов, смешанный с благоуханием цветов и дорогих сигар кружил голову. Сестра Визе, Хельга, очень походила на брата — такая же невысокая и изящная, такое же болезненно-бледное лицо в рамке темнорусых волос. Ей исполнилось девятнадцать.

Визе представил его обществу. Хольт пробормотал слова поздравления и вызывающе остановился посреди пестрого ковра. Неуверенность обострила его чувства; он заметил, что фрау Визе переглянулась с блондинкой, сидевшей рядом с лейтенантом, и на губах у молодой девушки заиграла легкая усмешка.

Названы были имена. Ута Барним, лейтенант Кифер — ее жених и другие. Хольта усадили по правую руку от фрау Визе. Напротив, через стол, сидела Ута Барним. Хельга Визе разливала чай. Хольт почувствовал себя увереннее.

— Знал бы я, что попаду на такое торжество, я уж расстарался бы и стащил для вас… то есть достал цветов. — Общий смех не смутил его. — Ведь купить цветы сумеет всякий. Ворованные больше ценятся.

— Что ж, спасибо на добром желании, — сказала фрау Визе.

В центре внимания была Ута Барним, старшая дочь полковника Барнима. Хольт каждое утро проходил мимо их дома. Глядя на крупную, статную девушку, сидевшую против открытой двери веранды и залитую лучами предвечернего солнца, Хольт подумал, что именно такой он представлял себе Кримхильду из «Нибелунгов» Агнесы Мигельс или же Хильдегард, дочь графа из «Гнезда крапивников». Он только мельком взглянул на лейтенанта бронетанковых войск, хотя при других обстоятельствах, пожалуй, больше всего бы им заинтересовался. Не замечал он и других девушек — рядом с ней, с Утой.

Петер Визе сел за рояль и стал рыться в нотах. Он сыграл сонату Гайдна и свои любимые мечтательно-грустные пьесы Шумана. Хольт украдкой поглядывал на Уту. Третья часть — Allegro moderate. Слушатели слегка покашливали — смешно! Думает ли она сейчас обо мне, как я о ней? Чувствуют ли люди, когда их мысли встречаются? Может ли у меня с ней произойти то, что было тем утром в кабине?

Петера наградили аплодисментами. Лейтенант шепотом сказал что-то Уте Барним. Шут гороховый! — подумал Хольт. «Да, спасибо!» Он взял еще чашку чаю. Собственно, мне пора уходить, подумал Хольт, но не двинулся с места. Петер Визе захлопнул крышку рояля.

— Ты за последнее время сделал большие успехи, — ласково обратилась к нему фрау Визе. — Но нам было бы приятнее, если бы ты меньше упражнялся на рояле и больше внимания уделял спорту. — Радость на лице Петера погасла. — Мы крайне огорчены, что ты и в этом году освобожден от полевых работ, — продолжала фрау Визе еще ласковее. — Хоть бы вы повлияли на Петера, господин Хольт, вы, по всему видно, завзятый спортсмен. Я наслышана о ваших подвигах. Вы, конечно, весь свой досуг проводите на воздухе?

— Совершенно верно, сударыня, оно и сказалось на моих годовых отметках.

Кругом улыбались.

— В наше время, когда все решает не интеллект, а кулак, — вставил лейтенант Кифер гнусавым голосом, задрав вверх подбородок, — нет смысла пичкать молодежь школьной премудростью. Молодой организм надо закалять и укреплять, учит нас фюрер, чтобы он справлялся со всеми требованиями, какие предъявит ему жизнь.

Ута, сидевшая рядом, смотрела куда-то вдаль, в открытую дверь веранды, словно и не замечая своего жениха.

Фрау Визе удалилась, оставив молодежь одну. На прощанье она пожала Хольту руку.

— Вы были бы для Петера подходящим другом. Мой муж и слышать не хочет, что Петера могут признать негодным для военной службы. Тормошите Петера, возьмите его в работу, вы и ваши друзья, ему это будет полезно.

— Это значило бы пустить козла в огород, — сказал Хольт с усмешкой. — Я признан морально незрелым, у меня это даже записано в школьном свидетельстве.

Ута, пожалуй, впервые за весь день посмотрела на него.

Гости прогуливались по аллее, обсаженной кустами роз. Лейтенант шел впереди с фрейлейн Визе. Обернувшись на какие-то слова Хольта, он спросил, как зовут их классного руководителя.

— Ах, Маас, ну, это птица известная!

Хольт неожиданно оказался один с Утой. Она была лишь чуть-чуть его ниже. Она спросила:

— Как вы удостоились такой убийственной характеристики?

Он почувствовал в ее вопросе насмешку.

— Не так страшен черт, как его малюют, — отвечал он. Ее насмешливый тон сердил и смущал его; — Учителя ведь ничего о нас не знают. Да и никому не дано читать чужие мысли.

— А разве ваши мысли так опасны? — спросила она еще язвительнее.

Он счел это вызовом.

— Да что вы, мысли у меня самые, можно сказать, безобидные. Вот только, когда Петер играл, я радовался, что никому не разгадать их.

Ута нанизывала слова, как точеные бусинки, словно играя. Она уже не язвила, а открыто потешалась над ним.