Приключения в лесу - [53]

— Руки вверх!

Оба замерли на месте и подняли руки, испуганные не столько ружьём, сколько моей всклокоченной бородой и диким взглядом.

Один из них был молодым крестьянином в обмотках, галифе и спортивных ботинках, другой — в городской одежде, человек лет пятидесяти, остролицый, с красивыми синими глазами, в которых я не заметил никакого испуга. И он поднял руки, но спокойно, с улыбкой смотрел мне прямо в глаза.

— Оружие есть? — спросил я.

— Нет! — ответил остролицый.

— Подходите по одному — я вас обыщу!

Я обыскал молодого, а когда он вернулся на место, принялся за другого. Он успел мне шепнуть:

— Нужно поговорить наедине!

Меня заинтересовало, что такое он мне может сказать, велел ему связать молодого, натянуть поглубже шапку ему на голову, чтобы тот не мог ни слышать, ни видеть. Потом кивнул — мол, выйдем отсюда — и спросил, что он хочет сказать.

— Прежде всего взведи курок двустволки, — посоветовал он, — а то и выстрелить не сможешь, если будет нужно.

— Ещё что? — спросил я.

— Ещё то, что я, как и ты… твой товарищ!

Я действительно забыл взвести курок. И если бы этот человек был врагом, он никогда не сказал бы мне о курке, поэтому я ему поверил. Дальше всё пошло как по маслу. Мой неожиданный союзник (я дал ему имя Сокол) сказал мне, что сыр, который они делают здесь, предназначен для немцев и нужно его уничтожить, поджечь сыроварню. Он сказал мне, что может связать меня с товарищами и пришлёт людей, что мы создадим отряд и будет организовано его снабжение. Мы договорились о том, как, когда, в каком месте встретимся в лесу, условились о пароле и, наконец, решили, что я, требуя, чтобы он сообщил мне, где находится огнестрельное оружие, буду его бить на глазах у помощника: никто не должен заподозрить, что остролицый стал моим соучастником в поджоге.

Всё это — скрежет зубовный и угрозы убийства — было разыграно настолько хорошо, что парень со слезами на глазах стал меня просить оставить сыровара в покое и обещал показать, где лежат винтовки. После этой комедии мои пленники были выведены из сыроварни, и она была подожжена, а я, нагружённый едой и оружием, поспешил отправиться в обратный путь.

А Сокол сдержал своё слово: привёл троих партизан.

Так в Равногории образовался первый партизанский отряд, и я стал его командиром.

Кое-что о языке леса и о новых наших союзниках

После прихода новых людей мы уже не могли поместиться в моём укрытии из можжевельника, поэтому решили на зимнее время возле него устроить тайник под землёй. Выкопанную землю мы в сумках переносили к реке и высыпали в воду, чтобы не осталось следов нашей работы. Сокол снабдил нас маленькой железной печуркой, на которой мы могли приготовлять пищу. Основной нашей едой была мамалыга, потому что требовала очень мало времени на приготовление и была очень сытной.

А какую вкусную мамалыгу приготовлял я! Янтарную, рассыпчатую, ароматную, пальчики оближешь! Как только приготовлю, садимся мы возле землянки и начинаем есть. Наши соседи Джико и Тютюка, лишь мы принимаемся за еду, — тут как тут. Садятся поблизости и ждут, когда мы кончим есть, а потом клюют крошки. Вскоре они стали и более смелыми и начали клевать прямо у нас из рук. Поэтому, когда мы шли по лесу, крылатые разведчики всегда находились возле нас и сообщали нам о соколе или орле, о пастухах или о том, что где-то в чаще притаилась кровожадная лисица.

Голодные, холодные и одинокие дни окончились. Теперь мы были обуты, одеты, представляли собой вооружённую силу. И среди лесных жителей мы приобретали всё больше и больше друзей. Не знаю, поверите ли вы мне, но чуть ли не самым полезным оказался… паук. Никто не заметил, когда он поселился в нашем укрытии. В конце августа я вывихнул ногу и несколько дней вынужден был лежать в землянке, тут я и увидел в одном из углов над собой паутину. Только через несколько дней мне удалось познакомиться поближе с пауком, а точнее — с его способностями охотника и строителя.

Интересно было наблюдать, например, как паук поправляет, чинит и плетёт свою сеть, с каким невероятным терпением поджидает жертву и с какой молниеносной быстротой её поражает. Но самым интересным открытием для меня было другое: когда паук становился беспокойным и принимался усердно плести свою сеть, обязательно поднимался ветер и начиналась гроза. Всегда! Вероятно, он боялся, как бы ветер не разорвал паутину, и как следует её укреплял, перелезая из угла в угол, плёл и ловко прикреплял серебряные нити к потолочным балкам и успокаивался только после того, как кончалась гроза.

Семь месяцев мы прожили в землянке, и ни разу предсказания паука не обманули нас. После многих проверок он был единодушно признан главным метеорологом нашего партизанского отряда, а его предсказания погоды мы использовали для наших боевых действий.

Так, например, при взрыве моста над равногорской рекой прогноз паука о предстоящей грозе разрешил главный вопрос — о военной охране. Мы просто решили дождаться грозы и, когда солдаты спрячутся в будке, заминировать мост и взорвать его. И всё именно так и произошло благодаря пауку.

Я сказал, что паука мы назвали главным метеорологом, потому что были и другие предсказатели погоды. Если птицы принимались летать низко над землёй, а солнце начинало припекать и травы сильно пахнуть, мы знали, что приближался дождь. Мы знали, что, если мухи начнут свирепо кусать, лягушки квакать, река и лес шуметь, погода испортится. Особенно точными были в этом отношении предсказания реки. В нашу землянку шум реки доносился еле-еле, но иногда река начинала грохотать. И потом всегда крапал дождь. Не только каждый звук, но малейшее изменение, малейшее движение имело в лесу своё значение. Однажды, например, наблюдая за полётом пчёл, я заметил, что возвращаются они в одном направлении. Я пошёл в этом направлении, и трудолюбивые пчёлы привели меня к дуплистому дереву, где находились их соты, полные-преполные мёда. Я взял соты, отнёс их в землянку товарищам — все трое были простужены, но, после того как поели мёда, перестали кашлять.