Приключения тюремного лекаря - [35]

* * *

Камилла и Карталикс встретили весть так, как и ожидалось: Карталикс — с изумлением, Камилла — с негодованием. Март не стал тратить время на разговоры, да и что объяснять? Обещал пойти с Сигвертом и пошёл. Лагерь был свёрнут, вещи — почти собраны, и веринги лениво ждали, когда гости освободят палатки и опорожнят котелок. Весь скарб Марта тоже был увязан и погружен на один из малых кораблей, и это отделяло его от бывших спутников невидимой, но отчётливо осязаемой чертой.

С завтраком покончили, и началась преотъездная суета. Кто-то чистил у берега котёл песком с остатками тёплой воды, кто-то сворачивал палатки и навесы. Горн с Карталиксом седлали отдохнувших и отъевшихся за дни отдыха лошадей. Камилла первой села в седло и позвала Марта немного проводить их. Стоило отряду скрыться за чахлыми зарослями, как принцесса натянула поводья и обратилась к лекарю:

— Чистое безумие ты задумал! Ладно Сигверт, он никогда не страдал избытком благоразумия, но к чему тебе держать необдуманное слово? Ещё не поздно передумать. Садись позади Горна и поезжай с нами до заставы. Оттуда мы пошлём за твоими вещами.

Март отмолчался. Лишь покачал головой.

— Март прав, — неожиданно вступил Карталикс. — Я сам должен был ехать с Сигвертом и поехал бы, если бы боги не обделили меня смелостью! Он столько сделал для меня, для Силлиона!..

— Например, чуть не подвёл тебя под казнь, — напомнила Камилла. — Сигверт выбирался и не из таких переделок, и ни к чему соваться в заведомо безнадёжное дело вслед за ним. Пусть едет хоть за край мира, раз приспичило, но Марту нечего там делать. Я говорила, что он достоин быть принятым при дворе, и не вижу, что здесь обсуждать.

— Ещё ты говорила, что я вправе сам решить свою судьбу, — сказал Март. — Я и решил.

Карталикс тронул коня, и некоторое время отряд шагал молча.

— Нет, ты, верно не понял… — снова начала Камилла. — Осторожно, змея!

— Мёртвая, — сказал Горн, и Март вздрогнул: от телохранителя принцессы редко когда можно было услышать хоть полслова. Принцесса спешилась, Горн мигом спрыгнул вслед за ней, но не успел остановить: девушка уже склонилась над гибким телом, лежащим поперёк дороги.

— Медянка? — спросил Карталикс.

— Нет, — ответила Камилла и подняла побледневшее лицо. — Полоз. Золотой змей. Карт, дурной знак!

— Это всего лишь змея, — сказал Март. — Выползла среди зимы и замёрзла. Наверное, дети из селения разворошили гнездо для забавы.

— Дурной знак, — повторила Камилла. Повернулась к Марту и почти попросила: — Поезжай. И, прошу, удержи его от сражения.

— Кого, Сигверта? Удержать от сражения? — изумился Карталикс. — Да проще удержать загнанную лошадь на водопое!

— Карт, помолчи! Сигверт не должен ступить на Тёмные Земли! Опои его сонной настойкой, подсунь девку, делай, что хочешь, но удержи! Я уговорю отца послать помощь. Задержи его хотя бы на две недели, слышишь! Боги, какой дурной знак…

— Камилла, милая, это всего лишь змея, — попытался утешить Карталикс, но принцесса, сжав губы, вскочила в седло.

— Пригляди за ним, — ещё раз приказала она Марту. — А нам надо спешить. Ждите нас на пустоши!

Карталикс переглянулся с Мартом:

— Камилла всё ещё уверена, что если требовать достаточно громко и долго, всё будет так, как она хочет. Ещё вчера она желала Сигверту медленной и мучительной смерти, а теперь наконец поняла, что любит воина, а не тигрёнка из зверинца. Пусть боги будут милостивы к вам! Пусть даруют Сигверту победу, а тебе — поменьше труда!

Друзья распрощались, и отряд умчался по направлению к селению. Март ещё раз оглядел змею, зачем-то отбросил к краю дороги и присыпал песком. И, пока шагал обратно к берегу, с наслаждением гнал из головы последние мысли о принцессе и наследнике.

Глава шестая, в которой Март ступает на Лиамскую пустошь

Море — котёл с вязким расплавленным оловом — куталось в лёгкий туман, что не позволяло различить даже следов берега. Корабли — небольшие, на шестнадцать гребцов, — легко переливались с волны на волну. Первое время Марта мутило от качки и вездесущего запаха рыбы, затем он смог сотворить из имеющихся запасов более-менее действенное снадобье, а затем привык. Он с негодованием отверг предложение взяться за весло — лекарю надо беречь руки, — и целые дни просиживал на забитом вещами настиле, прислонившись к мачте. Глядел по сторонам, дивился высоким волнам и низкому небу, слушал песни и перебранки гребцов. Дело ему нашлось буквально пару раз: унять боль в костях перед дождём да поставить примочку гребцу, приложившемуся лбом о рею. Ерунда, но верингам хватило, чтобы начать смотреть на лекаря с неприкрытым уважением.

Северяне гнали судно вперёд день и ночь, меняясь на вёслах и искусно ловя ветер парусом. К берегу приставали только когда совсем уж донимали стужа и сырость. Наконец, когда Март и во сне стал видеть сплошь серые клубы, а холод начал пробираться под меховой плащ и шерстяную одежду, которой лекарь разжился на корабле, по правую руку замаячила земля. Там виднелись крыши домов, над которыми поднимались струйки дыма, и путешественникам показалось, что на корабле запахло горячим хлебом. Затем обжитой берег сменился пустынной полосой, а с наступлением сумерек суда вошли в пролив. По левую руку поднимались светлые скалы, а справа пылали костры, и огоньки факелов уже рассыпались на берегу, приветствуя товарищей.