Приключения Трупа - [37]

Славный боевой путь уготован тому, кто ничуть не живой, зато равный по уму, обмундирован с головой и при крике «аврал» встал в строй, как великий герой, исправный собой.

Если ты — прах, не уместен страх, и нечего терять от суеты в любой сече, если заранее изранен и изувечен смертельно, зачах неподдельно или в срок залег в кровать и усоп постельно.

Покойник — такой призывник, какой не сник в лихой миг на бойне и без троп зовет следом за собой: вперед, на штык, в окоп, в сугроб, в сарай, к победам, в неравный, но главный бой, в бедлам к врагам, давай, не отставай, занимай посты, задавай перцу, под песни о чести, доблести и мести без робости мости на пути мосты гордости, шпыняй в сердце, бей скорей по морде и в печень, не забывай поминать при аккорде мать и стрелять картечью, и не разевай рот на тех, кто мрёт, — за то и успех придёт, и орден обеспечен.

Труп на войне бесстрашен, как щуп, и послушен ранжирам, и тем вдвойне люб всем командирам. Не двурушен, служит не нашим и вашим, а приказам и диспозициям. Чуждый сарказмам и амбициям, не спесив и не прихотлив к амуниции. Не соплив в неудачах, не судачит, не тужит на пожарище, дружен с товарищами, последнее отдаст при разделе довольствия, не продаст для отменного удовольствия ни военного секрета, ни продовольствия. И в деле — не балласт, а в атаке усерднее тыловой собаки и крысы. Не бежит ни от свежей ракеты, ни от пули, ни от заезжей прифронтовой игрули — актрисы. От ружей и пистолетов прикроет собою, как щит, и не хуже бронежилетов. Пот у него не льёт, а обиход и мастерство — блюдёт. Не рвёт кому-то стропы у парашюта ради шуток и за старинную обиду. Не подает виду, глядя на минные тропы, шхеры и гниду. Не краснеет от мата офицера и не крадет из ранца у солдата-новобранца. Не уползет, синея, в сортир, если треснет взрыв, не дезертир и в плену не болтлив, не запоёт: «Прости несчастного!»

И почти яснее ясного: без бледного мертвеца войну не довести до победного конца!

2.

Взяли его без признаков жизни, но никого не смущали детали: и не таких сяких призраков и слизней брали.

Не секрет для военной прокуратуры, что не клеврет зловредной агентуры, а свой брат, призывник-озорник порой не прочь подорвать боевой заряд, мощь и стать родной комендатуры.

Вместо честной солдатской дружбы и службы отчизне кой-какие лихие и неумытые физии погрязли в неприкрытой штатской коллизии: в маразме, оргазме, пофигизме и онанизме. Не стоят в ряд, а юлят невпопад — норовят от призыва отлынуть: спешат забиться под халат к девице, упиться браги и красиво забыться, смыться за границу, на чужбину и пуститься в передряги, опуститься до бродяги, оступиться на коряге, утопиться в овраге и — сгинуть.

Один повестку получит на подносе, а в отместку сожжёт в куче нечистот, да заревёт, что почтальон — не чин, а хам, а сам — достойный гражданин, а не в поносе убойный скот.

Другой канючит, что он — урод, глуп, как идиот, и на допросе ни в зуб ногой, болезный и бесполезный для строя. Дрожит от горячки, гундосит от гонореи и смердит от геморроя, а поверят — убогий уносит ноги от накачки быстрее зверя.

Третий кретин при ответе изобразит увёртки, нервический стон и сплин.

Четвертый — в спячке: на вид — гранит, а храпит, как конь, — летаргический сон и — не тронь.

У пятого и стыд забыт: вонь первостатейна от муската и портвейна, да и рожей — похожий на дохляка, а не на призывника. Лежит, как не жив, и на груди — записка солдатам и близким: «Не буди к войне хрящи: мне, ребята, призыв — не в жилу, не взыщи — тащи в могилу».

Просится сразу в морг, а глазом на переносицу — морг-морг — косится тайком в немом вопросе: уносят или бросят?

Дело о Трупе решали вкупе с другими такими корешами.

Взяли тело на носилки и сказали:

— Послужит и без бутылки. Видали и похуже обмылки!

— По зубам и — за вымя поднимем в строй. Там — не в постели у крали и не в могильнике: очнётся герой, как миленький.

— Похмелье для полководца — ерунда. Не беда, что опухнет. А не очнется, гад, — в наряд на кухню!

3.

Потолковали с чувством — исполняли шустро и по закону: ночью, под утро, заслали нетленного реликта и прочих самолетом, по ротам, в зону военного конфликта.

Посадка по склону прошла гладко.

На перевале, у колеи, в палатках ждали свои.

Чтобы дохляги не удрали, тела подвергали стрижке, обмывали, одевали в робы, равняли под стяги и представляли к присяге — держали под мышки и читали по книжке.

Вызывали с ухмылкой:

— Согласны? Кивни!

Давали по затылку, и они ясно кивали: согласны.

И сразу, по приказу, включали мотор, погружали набор на самосвал и отправляли за перевал на учения пехоты: изображать рать и штурмовать уступ и высоты.

Проезжали в горы без приключения и скоро.

Но вдруг — испуг: кто-то из обмытых стрельнул и закричал, а кто-то, как убитый, упал под самосвал.

И гул встал над местом — что оркестр в сто труб.

Командир — под кузов для грузов: глядь — Труп!

Скандал!

Расстегнул мундир мертвеца, развернул портянки:

— У бойца — гладь: ни ранки.

Стрелок признал обман сразу:

— Не умирал. Был пьян. Палил себе в бок. Промазал!

Командир полка стрелка скрутил:

— Симуляге — срок на губе и — в тир, в тыл.