Приключения Тома Сойера - [34]

Том осыпал его насмешками! Гек, которому тосковать было особенно не по кому, принял сторону Тома, и отступник быстро пошел на попятную, радуясь уже тому, что смог выкрутиться из пикового положения, почти не запятнав себя позором малодушной тоски по дому. Бунт был подавлен — на какое-то время.

Час стоял уже поздний. Гек начал клевать носом, а скоро и захрапел. Джо последовал его примеру. Том неподвижно лежал, опираясь на локоть и внимательно вглядываясь в друзей. В конце концов, он осторожно встал на колени, и пошарил в траве, освещенной неровными отблесками костра. Он отыскал в ней и осмотрел несколько свернувшихся в трубки лент белой коры платана и, наконец, выбрал две отвечавших его целям. Затем, подойдя к костру и опустившись у него на колени, с немалым трудом нацарапал на каждой красной охрой несколько слов. Один из этих цилиндриков он сунул в карман своей куртки, другой опустил в шляпу Джо и отодвинул ее подальше от владельца. В нее же Том сложил кое-какие из почти не поддающихся оценке, но имевшихся у каждого школьника сокровищ — кусок мела, каучуковый мячик, три рыболовных крючка и шарик из тех, что именовались «совсем хрустальными». А покончив с этим, осторожно, на цыпочках удалился между деревьями на расстояние, с которого шагов его расслышать было уже нельзя, и бегом припустился к отмели.

Глава XV Том украдкой навещает родных

Через несколько минут Том уже брел по мелководью, направляясь к иллинойскому берегу. Прежде, чем вода дошла ему до пояса, он успел проделать половину пути, потом течение усилилось, не позволяя и дальше идти вброд, и Том самонадеянно бросился в воду, чтобы проплыть оставшиеся сто ярдов. Плыл Том наискосок, навстречу течению, и все же его сносило быстрее, чем он ожидал. Впрочем, в конце концов, он достиг берега, немного спустился вдоль него по течению, отыскивая место пониже, а там и выбрался на сушу. Он сунул руку в карман куртки, убедился, что кусок коры никуда не делся, и пошел, мокрый, хоть выжимай, по прибрежному лесу. Незадолго до десяти вечера Том вышел на открытое, лежавшее напротив городка место и увидел под деревьями высокого берега знакомый пароходик. Все безмолвствовало под мерцающими звездами. Том, не спуская с пароходика глаз, прокрался вдоль берега, соскользнул в воду, в три-четыре гребка достиг привязанного к корме этого судна ялика, и забрался в него. А забравшись, заполз под скамейку и стал, отдуваясь, ждать.

Спустя недолгое время на пароходике ударил колокол и чей-то голос приказал «отдать швартовы». Еще через пару минут нос ялика высоко подняла над водой волна, созданная колесами пароходика, и плавание началось. Том был рад своему успеху, поскольку знал, что этот рейс — последний. По прошествии долгих минут, тринадцати, а то и пятнадцати, колеса замерли, а Том, перевалившись через борт ялика, поплыл в сумраке к берегу и выбрался на него ярдах в пятидесяти вниз по течению, подальше от возможных припозднившихся пассажиров.

Миновав бегом самые безлюдные переулки, он в скором времени оказался у тетушкиного заднего забора. Том перелез через него, приблизился к «флигелю» и заглянул в освещенное изнутри окно гостиной. В ней сидели бок о бок, разговаривая, тетя Полли, Сид, Мэри и матушка Джо Харпера. Сидели они у кровати, отделявшей их от двери. Том подошел к ней и тихо приподнял щеколду, потом нажал на дверь, немного приотворив ее, нажал еще и еще, вздрагивая при каждом скрипе, и наконец, решив, что сможет протиснуться на карачках в образовавшуюся щель, просунул в гостиную голову и осторожно пополз к кровати.

— Что это пламя свечи так легло? — произнесла тетя Полли. Том прибавил ходу. — Сдается мне, дверь у нас отворилась. Ну да, так и есть. Странные здесь нынче вещи творятся. Встань, закрой ее, Сид.

Том уже успел забраться под кровать. Некоторое время он пролежал, передыхая, а затем подобрался так близко к тете, что мог бы коснуться ее ноги.

— Да, так я и говорю, — продолжала тетя Полли, — он не был дурным, что называется, мальчиком — просто шалуном. Ветреным, безалаберным, понимаете? Чувства ответственности у него было не больше, чем у жеребенка. Но зла он никому не желал, сердце у мальчика было золотое, я такого и не встречала никогда…

И она заплакала.

— Вот и мой Джо был таким же — вечные проказы, одно озорство на уме, но такой добрый, никакой в нем корысти не было, — а я-то, господи прости, высекла его за то, что он сливки выпил, и ведь думать забыла, что сама же их и вылила, потому как они прокисли, а теперь уж никогда его на этом свете не увижу, никогда, никогда, никогда, бедного, понапрасну обиженного мной мальчика.

И миссис Харпер зарыдала так, точно у нее сердце разрывалось.

— Надеюсь, Тому хорошо, там где он сейчас, — сказал Сид, — да только, если бы он здесь вел себя немного лучше…

— Сид! — Том, хоть и не мог видеть глаз старушки, понял, что они гневно вспыхнули. — Чтобы я больше ни слова плохого о моем Томе не слышала — теперь, когда он ушел! О нем Бог позаботится, так что вы, сэр, не извольте трудиться! Ах, миссис Харпер, уж и не знаю, как я это переживу! Просто не знаю! Он был для меня таким утешением, хоть и истерзал мое старое сердце, то есть, почти.