Приключения среди муравьев. Путешествие по земному шару с триллионами суперорганизмов - [19]
Естественно, между римской и муравьиными армиями есть отличия. Римские войска вставали в строй только во времена активных конфликтов, когда солдаты на передовой служили оборонительным щитом против другой армии; открытые взору, они прикрывали солдат позади себя и замедляли продвижение армии противника перед собой. У муравьев же, напротив, самые передние рабочие служат поисковой группой, чтобы вспугивать добычу. Крайне редко противники муравьев располагаются в аналогичном построении; обычно их обнаруживают и настигают в отдельных схватках.
Несмотря на тактическое реагирование на добычу, набеги мародеров могут казаться зарегламентированными по сравнению с гибкостью римских легионов. Развернутые в формирования тройной глубины, римские войска могли быть перестроены в ответ на изменения в атаке противника. Например, фаланге могла предшествовать кавалерия, которая первой преследовала противника, или разведчики, отправленные вперед, чтобы сообщить об обстановке на местности, и тогда дневной план, соответственно, мог быть скорректирован.
Мои усердные наблюдения за рейдами муравьев-мародеров тем не менее оставили несколько вопросов неразрешенными. Такие разные животные, как волки, птицы и бактерии, способны к массовому фуражированию в организованных группах, а затем они расходятся и изолируются от других. Почему муравьи-мародеры и кочевники не способны аналогично использовать разведчиков на больших дистанциях, чтобы они помогали массированным рейдам? Риски, с которыми может встретиться разведчик муравьев-мародеров или кочевников, неотличимы от тех, с которыми встречается муравей любого вида, выходящий на поиски во враждебный мир сам по себе, без поддержки. Неужели вознаграждение для группы не превышает риска для отдельной особи?
Возможно, риск тут ни при чем. Наблюдая, как муравьи-мародеры перетаскивают фрукты, семена и животную добычу, я предположил, что непредсказуемость качества того, что им попадется, делает такую рекогносцировку попросту бесцельной. Или, может быть, любая тенденция отдельного муравья осмотреть округу – и для этого пойти гулять отдельно – каким-то образом мешает процессу массового фуражирования, при котором ключевой становится всеобщая фиксация на следовании по феромонам группы.
Люди привыкли к надзору и командным цепочкам, которые охватывают каждый уровень от президентов до мелких администраторов. Римские солдаты перестраивались и атаковали под командованием офицеров, двигающихся сквозь ряды. У некоторых муравьев тоже существуют временные руководящие роли, которые проявляются в некоторых обстоятельствах, – как у успешного разведчика из Leptogenys, за которым я наблюдал в Индии: он всегда оставался с собравшимися отрядами, направляя их к найденным термитам. Какова же тогда руководящая роль индивидов в рейде муравьев-мародеров?
Один раз в Ботаническом саду я сделал почти безнадежную попытку проследить за конкретной особью рабочего мелкого размера, входящим в рейд муравьев-мародеров. Я выбрал его, потому что у него не было кусочка одной антенны. Наводить на него бинокль было слишком трудно, поэтому я обвязал тряпкой из старой футболки лицо, чтобы мое дыхание не тревожило муравьев, и подобрался вплотную. Я примерно минуту следовал за «кургузым» сквозь притоки рабочих в рейдовом веере. Он с азартом бросился на миг к скоплению муравьев около личинки жука – я решил, что от возбуждения из-за феромонов тревоги, выпускаемых из ядовитых железок борющихся рабочих, – затем пошел дальше. Приблизившись к переднему краю рейда, он побродил и в конце концов влился в поток муравьев, где я его и потерял.
Трудолюбивый муравей, описанный царем Соломоном, был, скорее всего, фуражирующим в одиночку сборщиком семян, таким как этот Messor barbarus из Керманской провинции Ирана
Нигде на его пути я не наблюдал, чтобы его направляли другие особи или чтобы он влиял на других рабочих. Как и кочевники, мародеры – вид без признанных лидеров. Если бы я смог передать кому-то из них «отведите меня к своему вожаку», то вряд ли меня проводили бы к самке, которая, как все муравьиные самки, откладывает яйца, но ничего не координирует. И никто из ее рабочих не подбивает, не соблазняет и не заставляет всю армию делать что-то определенное. В Книге притчей Соломоновых 6:6–8 сказано: «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его, и будь мудрым. Нет у него ни начальника, ни приставника, ни повелителя; но он заготовляет летом хлеб свой, собирает во время жатвы пищу свою»[64]. Мы должны «пойти к муравью», и «посмотреть на его действия, и быть мудрыми», потому что он делает свое дело без «начальника, приставника и повелителя». Царь Соломон должен был изрядно понаблюдать за муравьями, чтобы прийти к такому заключению. По всей вероятности, он рос, наблюдая за Messor barbarus, главными собирателями семян Средиземноморья, которые действительно «заготовляют летом хлеб свой, собирают во время жатвы пищу свою», как повествует Библия.
Лет сто назад гарвардский эрудит и ученый Уильям Мортон Уилер назвал муравьев-кочевников «гуннами и татарами мира насекомых»
«Эта книга посвящена захватывающей и важной для любого человека теме – осознанию себя как части общества и рассмотрению самого феномена общества под лупой эволюционных процессов в животном мире. Марк Моффетт сравнивает человеческое общество с социальными образованиями общественных насекомых, и эти сравнения вполне уместны. И его последующий интерес к устройству социальных систем у широкого круга позвоночных, от рыб до человекообразных обезьян, не случаен. Как эволюциониста, его интересы связаны с выявлением причин и факторов, влияющих на трансформации социального поведения у разных таксонов, роли экологии в усложнении общественных связей, с поиском связей между морфологическими и психологическими преобразованиями, в конечном итоге приведших к возникновению нашего вида.
Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.