Приключения сионского мудреца - [39]

Брату удалось на заводе дорасти аж до контролёра цеха, как будто профессионально-техническое училище окончил, а не техникум! Контролер — чуть выше рабочего, но такого же грязного вида. Поэтому можно было понять Жиркова, иногда идущего рядом с главным инженером или даже директором завода, и вдруг остановиться для разговора с простым контролёром! Ещё хуже, если стоять и с ним разговаривать, а тут возьми — и пойдёт по территории завода начальник! Что тогда делать?! Во-первых, могут подумать, что стоит от безделья, а во-вторых, не останешься же стоять с рабочим, если начальник рядом! Поэтому Жирков тут же убегал к начальнику, чтобы проводить его, хотя бы до ворот! В общем, у каждого были свои заботы. Ситуация «принца и нищего», причём, они поменялись ролями! В армии — «на фронте», брат был «принцем» — секретарём комсомольской организации части, даже дослужился до лейтенанта, чего обычно не бывает на срочной службе! Но в отличие от Жиркова, он не гордился своим положением. Жирков в армии был простым солдатом и поэтому ценил свой выросший уровень! И здесь сработал мой закон «качелей» — «закон качелей жизни»! Евреи нужны только в трудные времена Отечества! Брат со мной согласился и добавил, что по глупости не остался в армии, там не ощущалось антисемитизма. По крайней мере, таких, как начальник отдела кадров завода, он не встречал в армии. Для брата ничего хорошего на заводе не предвиделось. Подойдя к дому Жиркова, мы услышали доносившийся звук ударных инструментов. Он в последнее время как бы «двинулся», лупил и лупил целыми днями по барабанам, как шаман! Жирков был рыжим, аж красным! И на фоне красного цвета барабанов мало выделялся, но всё же, мы его нашли. «Вот, никак не получается одна комбинация, — пожаловался он, — послушайте!». Мы послушали минут пять, пока у него, наконец, не получилось, затем не выдержали, и брат сказал: «Мы зайдём в другой раз». — «Да нет, я уже», — сказал Жирков, нехотя отрываясь от барабанов. Мы посидели, его мать стала накрывать на стол. «Поберёг бы, себя! — сказала она сыну. — Скажи, Марик, он очень похудел?». — «Да, немного», — согласился брат, глядя на жирного Жиркова. «Я, знаете, последнее время плохо сплю, какие-то кошмары, и организм стал высыхать», — подтвердил Жирков.

У Жирковых был собственный одноэтажный домик с большим садом. Еще по пути к нему мы заметили бесцельно разгуливающего то в одну, то в другую сторону его старшего брата. Вскоре он зашёл в комнату: небритый, мрачного вида, тоже рыжий, похожий на своего младшего брата. Мы знали, он служил на флоте и болен шизофренией. На наши приветствия ответил мрачным, ненавидящим взглядом и вышёл из комнаты. «Он в последнее время стал агрессивным, — пожаловался Жирков, — надо его опять положить в психбольницу. А как ваш дядя?» — спросил Жирков. «Почему так много сумасшедших?» — спросил брат, когда мы вышли от Жиркова. «Наверное, мы просто вращаемся среди них! — предположил я. — Как говорит наша мама: — Мишигины гензен — мишигинэ гривэн! (сумасшедшие гуси — сумасшедшие шкварки)!». — «Ты думаешь, мы тоже?» — спросил брат. «Нет, мы, конечно, не так „двинемся“, как мама. Каждый сходит с ума по-своему! Но Жирков уже приступил — стал высыхать!». По поведению мамы в последующие дни можно было понять, что идея «новой счастливой жизни» с мужем, без вмешательства детей, ею полностью овладела. Она постоянно повторяла папе при нас, как бы обращаясь к нашей совести: «Послушай, почему мы должны жить только ради детей?! Хватит уже отдавать свои силы им, пора нам на заслуженном отдыхе пожить одним!». — «Люся, что ты говоришь, такое?! Разве дети нам мешают?!» — не понимал папа и, конечно, боялся, что все силы, не использованные на нас, мама посвятит ему. Он добавлял торжественно: «Пусть наши враги живут без детей!». — «Дети тоже бывают разные!» — объясняла ему мама, косясь на «детей». Вскоре и родственники поняли причину того, почему мама нервничает, и стали нам советовать дать папе и маме пожить без нашего вмешательства, возможно, тогда всё наладится, семейная жизнь — вещь непростая! Папа поначалу очень противился этому, и чувствовалось, не хотел попробовать еще и без нас. Но затем он стал покорным судьбе! И когда мы с Мариком предложили ему пожить с мамой одному, а мы уедем куда-нибудь, возможно, действительно, мы её раздражаем, сказал: «Куда вы?! Что вы?! Куда вы можете уехать?! — заволновался папа, а затем добавил: — Хотя я уже не знаю, что нужно!».

Мы с Мариком занялись поиском денег на дорогу. Ехать решили в Душанбе: не надо зимней одежды, тепло, подальше от родственников — больше пяти тысяч километров. Правда, большое расстояние определяло большую цену билетов. Меня выручил троюродный племянник по отцовской линии, он учился на втором курсе техникума и был на три года младше меня. Мама объявила нас похожими: у обоих были большие уши, оба худые, и самое главное — оба евреи! По его студенческому билету можно купить за пол цены билет на поезд, такое право даёт студенческий билет. Вова был не жадным, и без лишних разговоров отдал мне свой студенческий билет: «Потом пришлёшь», — сказал он. Жаль, что и для Марика не нашлось троюродного брата или племянника — похожих на него цыган! Поэтому нам не хватило на билет Марику — 35 рублей, а билет и стоил 35 рублей. Ещё нам хотелось иметь рублей 50 для последующей жизни в Душанбе.