Приключения сионского мудреца - [18]

Напарник Мутко, как я заметил, когда он оказался рядом с нашей лодкой, был еврей, но по его морде понял, что в данный момент наша национальность его не волнует. Но он всё же примирительно попросил меня извинить их — лодка действительно очень сильно нужна. Я тоже понимал, что лодка им нужна для дел, а нам её они дали просто, чтобы взять «рубель»! Всё же это проще, чем вытащить из кармана. Ситуация была проигрышной, тем более что со мной в лодке был недееспособный Гена, и мы погребли к берегу. Больше мне уже не хотелось кататься на лодке, и я вернулся домой с чувством позорного поражения и ещё раз убедился: с Геной гулять — всё равно, что с мишенью на лбу расхаживать по тиру! В то же время, больше всего я был недоволен собой.

Через несколько недель судьба меня вновь свела с Мутко. В этот раз уже Витя, у которого был принцип: «С сильным не дерись! И я тебе помочь не могу!» — был «проводником в ад». Витя пожаловался: «Мутко прямо у всех на виду, вчера, „средь бела дня“, взял и снял с Фимы — двоюродного брата Маши, рубашку, когда они всей компанией в составе: 5 парней и столько же девушек, не считая Фимы — возвращались днём с речки». Этот наглый Мутко просто к ним подошёл и снял с живого еще Фимы рубашку! Она ему, Мутко, почему-то очень понравилась! Но Мутко, чтобы Фима не совсем голый разгуливал по улицам Бердичева, надел на Фиму свою грязную, потную, вонючую «мутковскую робу». Он как бы поменялся с Фимой. Витя, как оказалось, был очень возмущён наглостью Мутко и спросил меня: «Если встретим Мутко, давай с ним рассчитаемся!». — «Ладно, — ответил я, — рассчитаемся, — а про себя думаю: Надо было рассчитываться сразу, когда Мутко это сделал, у вас всех на глазах, а вас было и штук!». Конечно, я был уверен: Мутко мы вместе никогда не встретим. Я уже очень редко гулял с этой компанией. Но жизнь распорядилась иначе! Фима уже в Киев вернулся в грязной рубашке Мутко. Конец августа, я и на речку перестал уже ходить: прохладная погода. Мечтал поскорее надеть новый плащ чешского производства — синего цвета, блестящий! Плащи, мне и брату, мать приобрела случайно, какой-то спекулянт продал. Впервые в жизни получил такой плащ! И вот, случай его надеть представился! Вечером за мной зашли уже «два проводника в ад», с предложением погулять — Маша и Витя. Охотно согласился, представился повод надеть плащ. Был приятный августовский вечер, в воздухе пахло осенью! Плащ, как мне казалось, сидел очень хорошо, и я впервые почувствовал: одет не хуже других. Ходил осторожно, как бы нёс плащ, чтобы его не запачкать, осторожно, как хрустальную вазу! Пройдя метров 50, увидел на противоположной стороне узкой, шириной, чтобы 2 подводы разъехались, бердичевской улицы имени украинского героя Махно (Махновская) — Мутко. Он стоял в обнимку с какой-то замызганной тёткой. Я покосился на Витю, он, как будто, не заметил их. «Ну, и хорошо! — подумал я. — Я их тоже не вижу». Прошли ещё метров сто и расположились на скамейках во дворе школы, которую Витя к этому времени уже окончил. Нас было четыре «как бы» парня и четыре «как бы» девушки. Все очень культурные и воспитанные в лучших пуританских и гуманистических традициях! Разговаривали на разные темы, строили планы будущего, в общем — интеллектуальная беседа приличных еврейских ребят и таких же девушек.

Через минут пять-шесть Витя вдруг ожил! И шёпотом мне на ухо, чтобы «приличные» не услышали, взволновано, как будто сексом мысленно занялся, говорит: «Когда шли сюда, ты заметил, Мутко стоял с женщиной?». — «Да, видел», — подчеркнуто безразлично произнёс я. После непродолжительной паузы Витя вновь зашептал: «Ну, что? Может, пойдём, дадим?!». Я с тревогой посмотрел на свой плащ, но было неудобно отказываться от обещанного возмездия! Мы встали и сказали, что скоро вернёмся. Все ребята, тут и вечный, вездесущий Абраша был, были настолько приличными, что им даже неудобно было сказать, что мы планируем подраться. А если б сказали им, то смертельно их напугали. Чем ближе с Витей стали подходить к Мутко, тем больше я чувствовал, что Витя дышит, как загнанная лошадь! Я тоже не чувствовал себя очень уверенно, тем более с таким бойцом, как Витя, которому я как-то раз показал, как бить прямым ударом, боковым, крюком, свингом, апперкотом, кроссом т. е. то, что я от брата знал, но как правильно бить — не знал! К тому же, Мутко был реально опасен во многих отношениях: сильнее и опытнее нас, скорее всего, не без ножа или кастета. И потом будет опасен, учитывая масштабы Бердичева. Только и будешь выходить на улицу с опаской. Когда поравнялись с Мутко, дал возможность Вите решить проблему: подходить или нет к Мутко! Я шёл как бы прямо, и инстинкт самосохранения, как я и рассчитывал, победил у Вити! Он, так же, как и я, прошёл мимо Мутко, не делая попытки задержаться около него. Пройдя метров 10, мы с облегчением вздохнули. Витя произнёс: «Ладно, в другой раз». — «Конечно, — охотно произнёс я, — в другой раз точно убьём». Мы резко повернулись и двинулись в обратный путь, к оставленным товарищам по лавке. Путь, всё же, лежал опять мимо того же Мутко. И когда мы беззаботно проходили второй раз мимо него, он уже сам повернулся, остановив нас рукой! Увидев меня, он явно обрадовался и, вероятно, вспомнил честно заработанный им «рубель» на лодке. Очевидно, и в этот раз «рубель» нужен был. «Мамочка, ты ещё живой?!» — осведомился у меня Мутко и по привычке протянул левую руку ко мне во внутренний карман нового, чешского плаща. Я уже был готов, поняв, что отступать поздно! Стиснув до боли зубы, вместо ответа о здоровье «мамочки», от всей души влепил ему в область рта и кончика носа! Как будто сдвинул многотонную глыбу! Мутко завизжал, как недорезанная свинья! В его визге была и обида, и недоумение, и боль! Он заорал дико, свирепо, тонко: «жиииид!». Первый раз в жизни с гордостью слушал это слово! Из ноздрей Мутко обильно текла поросячья кровь! Чувствовалось — он ничего перед собой не видит и не соображает, сохранились только хватательные рефлексы. И на ногах он держался, как муха с оторванной головой! Вот он, с низко нагнутой башкой, как паровоз без машиниста, попер вперед, цепляясь за одежду того, кто оцепенел — за Витю! И Витя уцепился за Мутко!