– Интерес дела все возрастает, – проговорил он. – Ватсон, наша поездка в деревню удалась как нельзя лучше. Я провел чудесное утро.
– Вы были, как видно, на месте преступления? – спросил полковник.
– Да; мы с инспектором сделали маленькую рекогносцировку.
– И успешно?
– Да; мы видели несколько интересных вещей. Расскажу вам дорогой. Прежде всего мы видели тело несчастного. Он, действительно, как и говорили, умер от выстрела из револьвера.
– А разве вы сомневались в этом?
– О, во всяком случае следовало удостовериться. Исследование наше было не лишним. Потом мы поговорили с мистером Кённингэмом и его сыном, которые точно указали нам место, где убийца перескочил через забор. Это было чрезвычайно интересно.
– Конечно.
– Потом мы заглянули к матери бедного малого, но ничего от нее не узнали, так как она очень стара и слаба.
– Ну, а результат ваших исследований?
– Убеждение, что случай совершенно особенный. Может быть, наше посещение несколько выяснит его. Мы с инспектором, кажется, сходимся во мнении, что клочок бумаги, зажатый в руке убитого и указывающий час смерти его, весьма важный документ.
– Он должен служить исходной точкой, мистер Холмс.
– Он и служит ей, Автор этой записки заставил Вильяма Кирвана встать в этот час. Но где же лист, от которого оторван этот клочок?
– Я тщательно осмотрел все место кругом, надеясь найти его, – сказал инспектор.
– Он был вырван из руки убитого. Кому было так нужно овладеть им? Тому, кого могла уличить эта записка. Что же он сделал с ней? По всем вероятиям, сунул ее в карман, не заметив, что клочок от нее остался в руке убитого. Если бы нам удалось добыть остальную часть листка, то, очевидно, мы сделали бы большой шаг к открытию тайны.
– Да, но как нам добраться до кармана преступника, не поймав его самого?
– Да, да, об этом стоит подумать. Затем еще один пункт. Записка была прислана Вильяму. Человек, написавший ее, принес не сам, иначе он мог бы передать все на словах. Кто же принес записку? Или ее прислали по почте?
– Я навел справки, – сказал инспектор. – Вильям получил вчера после полудня письмо по почте. Конверт он уничтожил.
– Превосходно! – вскрикнул Холмс, похлопывая инспектора по спине. – Вы видели почталиона. Право, приятно работать с вами. Ну, вот и сторожка; если вы пройдете со мною, полковник, я покажу вам место преступления.
Мы прошли мимо хорошенького коттэджа, где жил покойный, и, по аллее, окаймленной дубами, дошли до красивого старинного дома эпохи королевы Анны. Над входной дверью стоял год битвы при Мальплаке.[2] Холмс и инспектор по вели нас кругом до черного входа, отделенного садом от забора, идущего вдоль дороги. У двери в кухню стоял констэбль.
– Откройте дверь, – сказал Холмс. – Ну-с, вот на этой лестнице стоял молодой мистер Кённингэм и видел, как двое людей боролись как раз на том месте, где мы стоим теперь. Старик мистер Кённингэм стоял у второго окна налево и видел, как убийца убежал влево от куста. Видел это и сын. Оба они сходятся на счет куста. Тогда мистер Алек выбежал и стал на колени возле раненого. Земля, как вы видите, очень тверда, и тут нет следов, которые могли бы помочь нам.
В эту минуту из-за угла дома на дорожку сада вышли двое людей. Один из них был пожилой человек, с крупными, резкими чертами лица, с тяжелым взглядом глаз; другой – блестящий молодой человек; его сияющее, смеющееся лицо и щегольская одежда составляли странный контраст с приведшим нас сюда делом.
– Все еще возитесь с ним? – сказал он Холмсу. – Я думал, что вы, лондонцы, сразу схватываете суть дела. Оказывается, не так-то скоро.
– Ах, дайте нам немножко времени, – добродушно заметил Холмс.
– Да, время понадобится вам, – сказал молодой Алек Кённингэм. – По моему, нет никаких улик.
– Есть только одна, – ответил инспектор. – Мы думали, что если бы нам удалось найти… Боже мой! Что с вами, мистер Холмс?
Лицо моего друга вдруг приняло ужасное выражение. Глаза его закатились, черты исказились. С подавленным стоном он упал ничком на землю. Испуганные внезапностью и силой припадка, мы отнесли его в кухню. Несколько минут он лежал в большом кресле, откинувшись на спинку и тяжело дыша. Наконец, он встал и со сконфуженным видом принялся извиняться, что перепугал нас.
– Ватсон может вам сказать, что я только что оправился после серьезной болезни, – объяснил он. – Я подвержен этим внезапным нервным припадкам.
– Не отвезти ли вас домой в шарабане? – спросил старик Кённингэм.
– Так как я уже здесь, то мне хотелось бы удостовериться в одном пункте. Это очень легко сделать.
– А именно?
– Видите ли, мне кажется, весьма возможно предположить, что бедняга Вильям пришел не до, а после того, как вор забрался в дом. Вы, по-видимому, не сомневаетесь, что хотя замок и был взломан, но убийца не входил в дверь.
– Мне кажется, это – очевидно, – серьезно ответил м-р Кённингэм. – Ведь мой сын Алек еще не ложился спать и, конечно, слышал бы, если бы кто-нибудь ходил внизу.
– Где он сидел?
– Я сидел и курил у себя в уборной.
– Где окно уборной?
– Последнее слева; рядом с окном комнаты отца.
– Конечно, у вас обоих еще горели лампы?
– Без сомнения.
