Приключения русского дебютанта - [10]

Шрифт
Интервал

Наклонившись, Хала попыталась сдуть чудовище, но оно зашевелило крыльями, и девушка отпрянула.

— Господи, я спать хочу, — буркнула она, натягивая длинную футболку с мультяшным персонажем на груди, развеселым синим бесенком, Владимиру неведомым. — Я с шести утра на ногах. Замдиректора пожелал, чтобы на его спине устроили чаепитие.

— Ты не увольняешься?

Она покачала головой.

— Если какой-нибудь юрист начнет к тебе приставать…

— Никто ко мне не пристает. Они в курсе.

Владимир обошел кровать и обнял ее. Хала слегка отстранилась. Он поцеловал ее в плечо и вдруг неожиданно для себя расплакался — теперь, когда рядом не было отца, запрещавшего реветь, такое с ним иногда случалось ни с того ни с сего. Хала прижала его к груди, и Владимир почувствовал себя очень маленьким в ее объятиях. Насекомое на кушетке затаилось, подстерегая их, потому они вышли на пожарную лестницу и закурили. Теперь и Хала плакала, сморкаясь в руку, в которой сжимала сигарету, и Владимир, забеспокоившись, как бы она не подожгла волосы, вытер ей нос.

Они выпили дешевого венгерского рислинга, нагонявшего головную боль после третьего стакана. Выпили, держась за руки. На противоположной стороне улицы в доме для престарелых им. Гарибальди потушили свет; этот пятиэтажный блок построили в шестидесятые наверняка затем, чтобы продемонстрировать, насколько здание способно напоминать кухонную мебель «Формика». В ямайском музыкальном магазине на первом этаже (три пластинки Боба Марли и тонна дури на продажу) шли приготовления к ночной деловой активности, громкость регги регулировалась в соответствии с прихотями сонных обитателей гарибальдийского приюта. Как и полиция, гарибальдийцы путем сложных переговоров достигли соглашения с зажиточными растафари, все остались довольны, веселье продолжалось.

— Послушай, через три месяца мне исполнится двадцать пять, — сказала Хала.

— Ну и что, — отозвался Владимир и тут же почувствовал себя виноватым. Может, для нее в этой дате заключалось нечто особенное. — Я сегодня получил тысячу долларов от клиента. Не отметить ли нам твой день рождения в хорошем французском ресторане, знаменитым plat de mer. Я читал об этом блюде в газете: четыре вида устриц, какой-то необыкновенный лангуст…

— Клиент дал тебе тысячу долларов? — перебила Хала. — За какие такие услуги?

— Ни за какие! — Владимира слегка передернуло при воспоминании об услугах. — Это просто чаевые. Я помогаю ему получить гражданство. Так вот, это блюдо…

— Ты ведь знаешь, я ненавижу всякие грязные Делишки. Давай лучше отметим этот день по-настоящему хорошим гамбургером, какой подают в том симпатичном кафе, где мы праздновали день Рождения Баобаба.

Гамбургер? Она хочет жевать гамбургер на свое двадцатипятилетие? Владимир вспомнил о предстоящем барбекю у родителей, событии, обещавшем гору гамбургеров. Не взять ли Халу с собой? Сумеет она одеться поприличнее? Сумеет притвориться, будто учится в медицинском колледже, куда ее предусмотрительно определил Владимир, щадя воображение Гиршкиных?

— Кафе? Что ж, замечательно. — Владимир поцеловал Халу в шелушившиеся губы. — Возьмем всем по салату «Цезарь», «закуску для гурманов», несколько кувшинов сангрии, что еще надо…

И в следующий раз во время секса он будет держать глаза открытыми. Будет смотреть ей прямо в глаза. Это обязательно, если не хочешь потерять женщину. Сгодятся любые, самые отчаянные меры. Владимир хорошо усвоил урок Оберегать свое достояние, сколь бы скудным оно ни было, — так поступает взрослый мудрый человек, каковым теперь стал и Владимир тоже.

5. На домашнем фронте

В выходные доктор Гиршкин потел под полуденным солнцем. Пока его плешь румянилась как блин на сковородке, доктор вертел в руках гигантский мясистый помидор.

— Это самый большой помидор в штате Нью-Йорк, — объявил он Владимиру, рассматривая овощ со всех сторон. — Надо написать в министерство сельского хозяйства. Может быть, они призы раздают таким, как я.

— Ты знатный садовод, — пробормотал Владимир, пытаясь заглушить уныние нотой одобрения.

Не очень успешно. Тем непривычным июньским утром, разглядывая редиску-переросток, парившую в пригородном мареве, Владимир отметил новый и неприятный факт: отец постарел. Доктор Гиршкин был маленьким лысым человеком, похожим на Владимира сухощавостью и смуглым овалом лица. И хотя грудь его оставалась мускулистой, благодаря нескончаемой рыбалке и садоводству, черный ковер волос, покрывавший ее, внезапно поседел, некогда идеальная осанка осталась в прошлом, длинный орлиный нос никогда прежде не выглядел таким хрупким и тонким, а загорелая кожа вокруг него — такой морщинистой.

— Когда доллар обрушится и нам всем придется перейти на подножный корм, — сказал Владимир, — из такого помидора можно сделать целый салат.

— Ну конечно, — подхватил доктор. — Крупного овоща надолго хватит. Во время войны, бывало, вся семья питалась одной морковкой несколько дней. Например, в блокаду Ленинграда мы с твоей бабушкой… гм, сказать по правде, нас тогда в Ленинграде и близко не было. Мы рванули на Урал в самом начале войны. Но там тоже нечего было есть. Все, что у нас было, — боров Толик. Здоровенная скотина, мы ели его пять лет. И даже обменивали банки с жиром на нитки и керосин. Все хозяйство держалось на этом борове. — Он с грустью глянул на сына, словно сожалея, что не сберег на память хвостовой хрящик или еще что-нибудь.


Еще от автора Гари Штейнгарт
Абсурдистан

Книга американского писателя Гари Штейнгарта «Абсурдистан» — роман-сатира об иммигрантах и постсоветских реалиях. Главный герой, Михаил Вайнберг, американец русского происхождения, приезжает к отцу в Россию, а в результате оказывается в одной из бывших советских республик, всеми силами пытаясь вернуться обратно в Америку.


Супергрустная история настоящей любви

Новый роман Гари Штейнгарта, автора нашумевших «Приключений русского дебютанта» и «Абсурдистана». Ленни Абрамов, герой «Супергрустной истории настоящей любви», родился не в том месте и не в то время. Его трогательная привычка вести дневник, которому он доверяет самые сокровенные мысли, и не менее трогательная влюбленность в кореянку Юнис Пак были бы уместны несколько веков назад. Впрочем, таким людям, как Ленни, нелегко в любые времена.В «Супергрустной истории» читатель найдет сатиру и романтику, глубокий психологизм и апокалиптические мотивы.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


С кем бы побегать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Мы с королевой

Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.


Гиппопотам

Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.


Тайный дневник Адриана Моула

Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.