Приключения русского дебютанта - [12]

Шрифт
Интервал

— К борьбе за дело Ленина и коммунистической партии будь готов! — репетировала она с внуком.

— Всегда готов! — кричал он в ответ.

Но в итоге красным пионерам пришлось маршировать без него… В итоге, точнее, в конце 70-х зубастый американец, симпатяга Джимми Картер обменял тонны зерна со Среднего Запада на тонны советских евреев, и внезапно Владимир с бабушкой оказались в зале прибытия международных рейсов аэропорта им. Дж Ф. Кеннеди. Глянули они на бескрайнюю Америку, что раскинулась перед ними, мурлыкая гершвиновский мотивчик, и, обнявшись, заплакали.

Ныне бабушка — немощная старуха, пригвожденная к креслу на колесах, узница одного из самых дорогих поселков в мире (вкрадчивый скрип фургонов в укромных проулках и запах горелого мяса во дворах), а ее внук — взрослый мужчина с темными кругами под глазами, навещающий родных только по праздникам, словно он обретается в дебрях Коннектикута, а не за мостом Трайборо, в двадцати километрах от Вестчестера.

Да, бабушка заслужила по крайней мере еще один поцелуй от внука, но целовать старуху на глазах у отца Владимир постеснялся. Бабушка была всем для доктора Гиршкина, его бременем и вотчиной, как и мать для Владимира. Возможно, после барбекю, если все еще будет испытывать нежность и грусть утраты, он чмокнет ее наедине.

— Люди! Опа! — Они подняли головы; мать высунулась из окна кабинета на третьем этаже. — Этак ему скоро двадцать шесть стукнет! Ставьте гриль!


— Сегодня я придумала для твоего отца новое прозвище, — объявила мать. — Сталин.

— Ха, — отозвался отец, запихивая раскаленную сосиску в булку для бабушки. — Моя жена что ласковое солнышко.

— У Сталина были просто роскошные усы, — утешила бабушка своего мальчика. — А теперь давайте выпьем! За Владимира, наше светлое американское будущее!

Все подняли пластиковые стаканчики.

— За наше американское будущее! — подхватила мать. — На этой неделе у нас с Владимиром состоялась долгая беседа, и мне показалось, что он начал высказываться более зрело.

— Правда? — повернулся доктор Гиршкин к сыну. — Ты сказал ей, что станешь юристом?

— Не цепляйся к нему, Иосиф Виссарионович, — вмешалась мать. — Стать зрелым можно по-разному, способов миллион.

— Компьютеры, — буркнула бабушка. В ее представлении программисты были наделены огромной властью. Служащие соцзащиты лезли в компьютер каждый раз, когда бабушка набиралась храбрости позвонить им, и в их власти было разрушить ее жизнь.

— Вот видите, — сказала мать. — Бабушка хоть и сумасшедшая, но по-своему мудрая. Все же, наверное, тебе лучше стать юристом. Ты так убедительно врал на занятиях по риторике, когда был маленький, даже несмотря на жуткий акцент. Знаю, сейчас не принято говорить о таких вещах, но деньги в юриспруденции немереные.

— А мне говорили, что сейчас деньги делают в Восточной Европе, — заметил Владимир с видом знатока. — У одного моего приятеля сын занимается импортно-экспортным бизнесом в Праве. Русский парень по имени Сурок..

— Сурок? — всполошилась мать. — Ты слышал, Борис? Наш сын связался с каким-то русским сурком. Владимир, с нынешнего дня я категорически запрещаю тебе водиться со всякими сурками.

— Но он бизнесмен. Его отец, по фамилии Рыбаков, живет в пентхаузе. Он может помочь мне с работой. Я думал, вы обрадуетесь.

— Нам всем отлично известно, какого сорта бизнесмены называют себя звериными кличками, — отчеканила мать. — Откуда он? Из Одессы? Заправляет импортом-экспортом? Пентхауз! Если хочешь заняться настоящим делом, Владимир, слушайся маму. Я помогу тебе устроиться консультантом по менеджменту в какую-нибудь стоящую фирму. А потом, если будешь хорошо себя вести, даже заплачу за твою степень магистра в школе бизнеса. И никакую иную стратегию мы на вооружение брать не будем!

— Права… — задумчиво произнес доктор Гиршкин, смахивая капли кока-колы с усов. — Этот город называют Парижем девяностых?

— Ты ему еще и потакаешь? — Мать швырнула наземь сосиску, как перчатку. — Хочешь, чтобы он попал в криминальную среду? Тогда сделай его своим консультантом, медик ты наш. Он будет помогать тебе облапошивать наше бедное правительство. Словно одного жулика в семье мало!

— Мошенничество с медицинскими страховками на самом деле не преступление, — возразил Доктор Гиршкин, разминая пальцы профессиональным жестом врача. — Более того, дорогая, твоя чертова дача в Саг-Харборе оплачена моими новыми пациентами. Видишь ли, Володя, — обратился он к сыну, — идет волна узбекских евреев из Ташкента и Бухары. Удивительно милые люди. И ничего не смыслят в медицинских страховках. Но работы с ними невпроворот. На прошлой неделе я вкалывал сорок часов.

— «Невпроворот!» «Вкалывал!» — передразнила мать. — Не смей говорить такое при Владимире. Вот откуда у него тяга ко всякой швали. Вот почему он общается с каким-то сурком в пентхаузе. Ему не с кого брать пример в нашей семье. Я единственная в этом доме, кто честно трудится. Ты только опускаешь заявки в почтовый ящик. Бабушка… вы пенсионерка.

Бабушка встрепенулась, решив, что и ей пора высказаться.

— По-моему, он собирается жениться на шиксе, — предположила она, грозя пальцем внуку.


Еще от автора Гари Штейнгарт
Абсурдистан

Книга американского писателя Гари Штейнгарта «Абсурдистан» — роман-сатира об иммигрантах и постсоветских реалиях. Главный герой, Михаил Вайнберг, американец русского происхождения, приезжает к отцу в Россию, а в результате оказывается в одной из бывших советских республик, всеми силами пытаясь вернуться обратно в Америку.


Супергрустная история настоящей любви

Новый роман Гари Штейнгарта, автора нашумевших «Приключений русского дебютанта» и «Абсурдистана». Ленни Абрамов, герой «Супергрустной истории настоящей любви», родился не в том месте и не в то время. Его трогательная привычка вести дневник, которому он доверяет самые сокровенные мысли, и не менее трогательная влюбленность в кореянку Юнис Пак были бы уместны несколько веков назад. Впрочем, таким людям, как Ленни, нелегко в любые времена.В «Супергрустной истории» читатель найдет сатиру и романтику, глубокий психологизм и апокалиптические мотивы.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


С кем бы побегать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Мы с королевой

Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.


Гиппопотам

Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.


Тайный дневник Адриана Моула

Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.