Приключения Питера Джойса - [83]

Шарль ле Комб развлекал меня рассказами о своих выгодных операциях: как он, например, продал бочку китового жира за шестьдесят гульденов [151], как удачно обменял медный котелок на двадцать бобровых шкур, — в этом состояла проза его жизни. Но была и поэзия.

— Что наши подвиги! Вот де Сото [152] пересек эту страну со сворой собак и стадом свиней, — похохатывал он. — Это был гений со странностями: любил, например, спорить, чей меч острее. Поставит на колени индейцев, и все рубят им головы для проверки. Да, мсье, это был шутник! Но ему не везло. Он нашел только жемчуг в индейских могилах, а разве это стоило таких затрат?

Симпатичного этого говоруна я люто возненавидел после его разговора с Алисой, который я подслушал.

— Мадемуазель, — распинался улыбчивый француз, — один из знаменитых братьев Барбаросса напал на жалкий городишко Фонди, и знаете почему? Безумно полюбил урожденную княгиню Траджето по имени Джулия Гонзага. Я чувствую…

— И что же случилось с этой красавицей? — услышал я кокетливый голосок Алисы.

После этого я вовсе не мог ее видеть.

Холкомб тосковал по-своему. Часами он простаивал у борта, обшаривая глазами горизонт, и потом говорил мне с тяжелым вздохом:

— Сейчас от мыса Код до самого Лабрадора сельдь мечет икру. А что такое сельдь? Это приманка для трески. Лосось ушел в реки… Клянусь, они мне дорого заплатят за каждую бочку невыловленной рыбы!

Погода была тихая. Мы видели айсберг, проплывавший вдали, фонтаны, которые пускали киты: гренландский, белый, полосатик, наблюдали резвящихся тюленей-хохлачей. На пятый день меня вызвал к себе сэр Томас. Он лежал с отечным лицом и красными глазами, а вокруг были разбросаны мокрые платки и салфетки. От него сильно пахло вином и лекарствами.

— Жизнь — гадость, Бэк, — таким заявлением встретил он меня. — Молись, веди чистую жизнь или распутствуй — все едино! Мать… О, как ненавидел я ее в детстве и как боялся! Это она сделала меня рабом проклятой своей мечты. Ей все мало, Бэк, все не угомонится никак — ведь шестьдесят с лишком, а покоя нет! Сказать ли тебе? Страх! Вечный страх… Не помню ничего — ни наслаждений, ни злодейств — все, как вспомнишь, окутывает проклятый трясучий страх…

Вдруг он быстро приподнялся в подушках:

— Что это, Бэк? Что это там в углу?

— Ничего, сэр.

Он заревел страшным голосом:

— Убери их, Бэк! Разбей вдребезги их желтые костяные лица! Ой, они светятся! Они пускают в меня лучи!

Тихо вошла Алиса. Не глядя на меня, подала больному питье и присела возле его постели. Сэр Томас выпил, пометался, разбрасывая в стороны потные руки и постанывая, потом схватил руку Алисы и затих, бормоча: «Золотая, оловянная чаша… все равно, лишь бы подавала добрая рука…» Тогда Алиса встала и посмотрела мне в глаза. Она была бледна как полотно.

— Зови Холкома, Бэк, — сказала она странно возбужденным голосом. — Зови его скорей.

— Зачем? — спросил я. — Блэквуд и ле Комб пьянствуют у себя, Дик и швед бодрствуют.

— Нет, все спят! — крикнула Алиса. — Все до одного, я сама подсыпала им опиума. Скорей!

Она силой вытолкнула меня из каюты. Едва я вышел, навстречу мне с трапа скатился Холкомб.

— Готово? — спросил он. — Веревок, Бэк! Где эта проворная мисс? Черт побери, мы должны убраться до возвращения леди! За мной!

Когда мы ворвались в помещение для офицеров на шкафуте, нам представилась такая картина: опустив голову на руки, за столом, как бы замечтавшись, сидел мистер Блэквуд, на диване же, закинув голову назад, живописно раскинулся веселый француз. Оба спали тяжелым сном, вздрагивая и бормоча. Я вытащил их пистолеты, потом, расстегнув их пояса, связал им ноги. Руки Холкомб скрутил им сзади шнуром от портьер. Француз принял все как должное, пуританин же оказал некоторое сопротивление и даже шепотом проклял нас именем Иуды Маккавея [153]. Сложив их рядом на полу, мы бросились в конюшню. О ужас — Дик не спал! Он держал в руках мушкет и таращил на нас бессмысленные глаза. Холкомб пригнулся для прыжка…

— Не надо, — сказала Алиса. Она ласково обратилась к конюху: — Дик, отдай мне мушкет. Ты же знаешь меня, я твоя госпожа. Отдай его мне и иди себе спать.

— Слушаюсь, мисс, — еле шевеля языком, сказал Дик и отдал ружье. Потом, держась руками за борта, добрался до своего угла, свалился там и захрапел.

Холкомб куда-то исчез. Было близко к полуночи, и берег обозначала масса светляков, которые создавали там какое-то смутное мерцающее сияние; в борт била большая волна, дул теплый ночной бриз. На камбузе блеснула красная вспышка, и выстрел ударил так громко, что с мачт люгера с криками поднялись чайки. Мы кинулись к камбузу — оттуда вышел Холкомб, шатаясь, как пьяный.

— Швед там, — сказал он. — Вам незачем туда идти.

Из носа его от волнения пошла кровь. Я рванул дверь камбуза — оттуда вывалилось тело, чуть не опрокинув меня на палубу. Кок был застрелен через дверь. Опиум оказал на него слабое действие, и он пытался запереться изнутри.

С лихорадочной поспешностью мы собрали кое-какие вещи, оружие, бочонок с пресной водой, шкатулочку Алисы и провизию и спустили все на палубу кеча — Крис подтянул его под корму за канат. Потом он перебрался на свое судно, я передал ему на руки Алису и спрыгнул сам. Холкомб обрубил топором канат и поднял единственный парус, а затем оттолкнулся от борта люгера, и между нами и пиратским судном вскоре протянулось движущееся водное пространство.