Приключения парня из белорусской деревни, который стал ученым - [6]

Камчатка, причал в Жупаново, 1973 год

У нас не было холодильника, да, пожалуй, во всем поселке ни у кого его не было, и селедка уже на следующий день, несмотря на большое количество соли, из-за своей необыкновенной жирности делалась тухлой. В таком состоянии через 40 дней мы ее и поедали. Повторяю: ничего вкуснее в жизни своей я не пробовал. Остается только догадываться, какой же вкус был у правильно засоленной жупановской сельди.

Вторым деликатесом, который имелся только в Жупаново, была печень трески в томатном соусе. Кроме того, местный комбинат изготовлял и печень трески в собственном соку. В магазинах камчатских, да и в московских, таких банок почему-то не было. Как рассказывал мне директор этого предприятия, прямо в цеху ящики с готовой продукцией опечатывались, за ними прилетал грузовой вертолет, и дальнейшая их судьба была ему неизвестна.

Печень трески в томатном соусе изготавливалась комбинатом для местных жителей. Однако этот продукт быстро обрел широкую известность. Дело в том, что томатный соус каким-то образом связывал жир, и получался очень вкусный, нежирный продукт, к тому же отличная закуска. В Петропавловске многие просили меня купить эту печень. Туристы, которые сотнями бродили по Поселку в ожидании, когда инструкторы поведут их в Долину гейзеров, или возвращавшиеся и поджидающие пароход, сметали данный продукт с полок магазина, как только он на них появлялся. Чтобы мне хоть частично выполнить заказы, необходимо было иметь хороший контакт с продавщицами в поселковом магазине. Печень в собственном соку была прекрасна, но по вкусу ее существенно опережала тресковая печень в томатном соусе. Особенно в качестве закуски к водке. Да, теперь таких консервов уже не попробуешь. Поселка не существует, комбинат закрыт, и все это связано с отсутствием рыбы, которая или вымерла, или ушла из тех мест.

Третий деликатес, который мне так и не удалось попробовать, – это французская тушенка из куриного мяса. Отличие ее от нашей тушенки, которая, прежде чем попасть к потребителю, хранилась пять лет на армейских складах, состояло в том, что она была очень свежей и потрясающе вкусной. Выдавалась эта французская тушенка в ограниченных количествах на судах, работающих в промысловом районе, и к возвращению в родной порт вся съедалась. В то время обязательной задачи попробовать эту тушенку у меня не было. Имелись другие, более важные дела, но сейчас хотелось бы понять, на самом ли деле она была такой вкусной или это очередные рыбацкие байки.

Ладно, это все лирика, пора вернуться к прозе жизни. Так вот, мы сидели с Виктором и пили коньяк, наслаждаясь вкусом жупановской селедки, когда в домик не вошел, а ввалился Александр – весь в крови и в порванной куртке. Мы остолбенели. Местные, как я уже писал, моих не трогали, а других здесь не было. Но я сильно ошибался.

Как рассказал Саша, он с девушкой шел по Центральной улице и увидел группу из 5–7 ребят. Они его избили, а что стало с девушкой, он не знал. Рассвирепев, мы бросились искать этих пацанов, но так никого и не нашли. Назавтра я выяснил, что из Петропавловска на несколько дней приехал местный парень, учащийся ПТУ, с друзьями. Слегка развеселившись, ночью они вышли на улицу, увидели парня, явно не местного, избили его и довольные вернулись домой догуливать. Утром, узнав детали того, что сделали, они решили на улицу до отъезда не выходить. Местные обещали с ними разобраться, но особой надежды на них не было. С тяжелым сердцем мы вернулись к себе в горы.

Где-то через неделю, 28 августа (почему-то эту дату я хорошо запомнил) девушка Виктора возвращалась во Владивосток, и мы надумали ее проводить. Был ясный солнечный день, такой редкий для Камчатки. На берегу сидели, стояли, ходили три или четыре сотни туристов, посещавших Долину гейзеров и ожидавших посадки на пароход. Причал был совершенно свободен и оцеплен вооруженными пограничниками. У причала стоял плашкоут, который должен был перевозить пассажиров, так как пароход швартовался на рейде. Мы беспрепятственно прошли на причал, поскольку капитан плашкоута был дядей девушки, а старшина, командовавший пограничниками, оказался моим добрым знакомым.

Трюм плашкоута имел два выхода, которые, уж не знаю зачем, тоже охранялись вооруженными пограничниками. Взяв в трюм около полсотни пассажиров, это плавсредство двинулось к пароходу. Идти было минут двадцать. Вдруг Александр насторожился, увидев компанию парней. Сказав, что это они его избили, он пошел к ним, а мы с Виктором двинулись вслед. Те сразу его узнали и сгруппировались, но заметив, что он не один, призадумались. Саша стал бить их по одному, остальные не вмешивались. Пограничники и туристы с интересом наблюдали за происходящим, никто и не подумал помешать этому избиению.

Когда мы подошли к пароходу, Александр сказал, что он устал, и ушел в бар, Виктор занялся девушкой, а я поднялся на верхнюю палубу подышать воздухом и полюбоваться закатом. Вот этого-то делать и не следовало. Верхняя палуба была пуста, если не считать компании недавно избитых парней. Увидев, что я один, они развернутой цепью двинулись ко мне. Даже Лагутин как-то говорил мне, что ему слабо против четверых, а этих волков было не меньше пяти. Я глянул вниз – до воды метров пятнадцать, да и вода по температуре не похожа на курортную. И из команды вряд ли кто-то услышит плеск и крики за бортом – все заняты: кто швартовкой плашкоута, кто приемкой и размещением пассажиров. Да, ситуация! Но тут…