Приключения на Безымянной реке - [47]

Ондра снова засмеялся. Хи-хи! Нет, не так-то плохо нести дежурство. Теперь у него в руке не больше, не меньше, как ночной покой Эмиля. «Теперь у меня в руках весь лагерь. А вдруг я повалю все палатки? Или мне взбредет в голову вывернуть наизнанку все спальные мешки и налить в них воды? А что, если мне вдруг вздумается напихать туда крапивы?»

Разумеется, он знал, что этого никогда не сделает. Но ведь он может сделать, стоит только захотеть. Великолепная штука — чувствовать свою силу. Он — и вдруг полновластный хозяин лагеря. И вдруг Ондра сам опешил от этой мысли: почему хозяин? Потому, что ему доверяют, на него надеются… Ему доверили лагерь и все такое, а он…

Ондра застыл перед палаткой Эмиля. Сверчок зашевелился в кулаке, но Ондра не обращал на него внимания. Он чувствовал, как в нем боролись какие-то силы.

Но тут за скалой снова послышалась песня. И победила дурная сила.

— Вот проклятый! — прошипел Ондра.

Конечно, он имел в виду Эмиля, хотя и не произнес его имени вслух. В руке крепко зажат фонарик Эмиля, теперь вперед, вон его палатка. Всюду Эмиль, Эмиль… Точно бог весть какой великан, а не плюгавый мальчишка. Тысяча альбатросов!

Он осветил палатку и достал коробок со спичками. Потом вернулся к костру. Теперь он знает, что делать… Нет, он не бросит сверчка в спальный мешок — Эмиль еще раздавит его или сверчок убежит, тогда прощай затея! А вот спрятать сверчка в фонарик! Вот это дело! Сверчок трещит, Эмиль все перерывает вокруг, а сверчка нет и нет.

Ондра одной рукой открыл коробку и высыпал спички в костер. Спички затрещали и вспыхнули. Гляди, сверчок, вот это бенгальский огонь! Но сверчок ничего не видел, ведь он притаился в кулаке. Ондра осторожно спрятал его в пустую коробку. Вот так, теперь замри!

Он сел на землю и попытался открыть фонарик. Однако дело не ладилось. Футляр открывался, как книжка, но он был снабжен плотно пригнанным язычком. Ногти не помогли. Тогда Ондра полез в карман за ножом.

— Откроешься ты наконец или нет?

Фонарик открылся, но язычок сломался и упал в траву.

— Вот черт!

Ондра пошарил в траве, но потом устало махнул рукой. Что толку? Даже если язычок найдется, его уже не прикрепишь. И футляр испорчен… Такая замечательная штука!..

Ему стало обидно. Ребята твердят, что у него худые руки. Но он всегда возражал, что это не так, просто это случайно… А фонарик — это уже не случайность.

Забыв о сверчке, Ондра не спускал глаз с фонарика.

Давно он мечтал вот точно о таком фонарике, да еще с красным и зеленым светом. И вот конец фонарику. Ах, да что ломать себе голову! «Отдам его починить в Праге, а если не починят, куплю Эмилю новый. Приду к отцу и скажу: так, мол, и так. Конечно, отец может вздуть за такое дело, но уж обязательно даст денег, ведь это дело чести. А может, еще и не вздует, если рассказать все честно. Отец сам неравнодушен к таким вещам. Впрочем, и я тоже».

Он закрыл фонарик. К счастью, обе половинки плотно прилегли друг к другу и не открывались даже без язычка. Он попробовал зажечь фонарик. Работает. Вот здорово! Эмиль ни о чем не догадается, разве что фонарик сам случайно откроется. Так ведь вполне достаточно перевязать его веревочкой… Впрочем, нет — это сразу бросится в глаза. Оставить лучше так и сказать ему уже в Праге. Все равно здесь новый не купить.

Ондра сунул спички в карман и направился с фонариком к палатке Эмиля. О сверчке теперь он совершенно забыл… Надвигалась ночь, а туча на небе все сгущалась и сгущалась, тихо, незаметно, точно собиралась неслышно подкрасться, а потом испугать, не оставив времени на защиту. Вечер переходил в ночь, но тоже незаметно, тень за тенью… И вдруг опустилась непроглядная тьма.

Ондра бегал по поляне, то зажигая, то гася фонарик, и дрожащие блики лихорадочно метались по траве. Теперь у него в руках был его собственный, старый, заслуженный фонарик. Он отыскал его только сейчас, когда ему пришла в голову мысль, что его можно предложить взамен. Нет, не выйдет… Это явно неравноценная замена, хотя фонарик светил превосходно. Он еще раз зажег его, погасил. Потом сунул в карман и сел.

Теперь туча закрыла три четверти горизонта и неожиданно тихо расплакалась: сначала одна капля, потом две, четыре, потом без числа… Только по шелесту в траве можно было догадаться, что идет дождь. От реки шел кислый, точно от хлеба, запах. Но Ондра его не чувствовал. Он сидел у костра, и дым ел глаза сильнее тумана с реки.

Вдруг дождь хлынул как из ведра, сквозь шум дождя донесся плеск возвращающихся лодок.

— Ребята, укрепите колышки палаток! — закричал Рацек, едва они пристали к берегу. — Все получилось так, как я предсказывал. Ливень будет порядочный…

— И звон колокола вчера, — вспомнил Стракош. — Его было слышно невесть откуда. Значит, затяжной дождь.

В ту же секунду дождь, точно насмехаясь над людьми, перестал.

Ребята на всякий случай вырыли поглубже желобки вокруг палаток и улеглись спать.

Рацек заснул, уверенный, что сделал все от него зависящее и теперь его мальчишкам не угрожает никакая опасность. Но он заблуждался.

Дежуривший в этот вечер в заснувшем лагере Ондра был единственным, кто заметил вспышки молнии на горизонте. Они мерцали в бесконечной дали, и всякий раз казалось, что кто-то резко взмахивает позолоченной саблей.