Приключения на Безымянной реке - [46]

После ужина Рацек вместе с ребятами отправился в гости к девочкам. Ондра остался караулить лагерь в одиночестве. Он долго прислушивался к удаляющимся голосам. Плеск весел становился все тише и тише, и ему показалось, что его одиночество стало почти нестерпимым. Потом до него долетел лишь слабый отголосок смеха, приглушенный массивными скалами, но этот веселый звук лишь удвоил тоскливое чувство заброшенности.

Ондра тяжело вздохнул. И тут же послал в свой адрес тысячу проклятий: он терпеть не мог всякие там охи-вздохи, это под стать только девчонкам. Он долго слонялся по берегу, потом сел возле самой скалы, чтобы лучше слышать, что делается на другой стороне. Но смех затих, и вечерний воздух доносил сюда только бессвязные обрывки разговора, потом песню. Ондра перестал прислушиваться и, грустно уставившись на реку, задумался.

Не часто он бывал грустным. Но сегодня его охватило какое-то странное настроение, усиливавшееся по мере того, как над рекой поднимался туман. Он не спускал глаз с этих колечек пара. Они появлялись из ничего — или, может быть, из того розового сияния, что все еще вспыхивало то тут, то там в беспокойных волнах; колечки извилисто взлетали вверх, сливаясь в одну пелену. Все предметы за ней приобрели мягкие очертания, стали таинственней… Противоположный берег отодвинулся куда-то далеко-далеко, деревья, казалось, поднимались не из земли, а прямо из клочьев тумана, и две лодки, которые бесшумно скользили по течению, были подобны легкой тени.

— И куда их черт несет! — пробурчал с досадой Ондра.

Теперь грусть исчезла, и Ондра сердито нахохлился. Вечер опустился как-то незаметно и как-то… ну, точно стихотворение о природе. Сюда бы Зузку — ту хлебом не корми, дай поглазеть. Или Иванку — та бы себя почувствовала как рыба в воде. Девчонки обожают всякие там стихи. Но для настоящего мужчины это все чепуха… Или, скажем, Эмиль. Вот его бы сюда…

Эмиль! Плавный ход мыслей Ондры оборвался, наткнувшись на это имя, точно на стену. Эмиль растяпа, на дерево влезть не умеет, просит подсадить, карабкается, как… как… Ондра не знал точно, как. Но он прекрасно понимал, что все дело в Эмиле. За каждым выговором, за всеми неприятностями стоит Эмиль. Даже это дежурство в одиночестве — дело его рук. Взбаламутит всех, наорет больше всех, а сам бегом к девчатам. А тут торчи как отверженный!

Ондра вскочил на ноги. Нет, не будет он сидеть сложа руки. Нет, вот назло Эмилю нет! Он сердито зашагал по берегу.

Да, это началось еще в Праге. «По милости этого Эмиля меня вышвырнули с «Утки». Правда, это не страшное горе, но все-таки… Почему выгнали именно меня? А Эмиля взяли к себе, точно он лучше!»

Ондра яростно сплюнул. «А теперь вот торчи здесь до часу ночи, а там сейчас веселье, шутки. И ведь даже не пожалуешься — подумают, что струсил. Нет, сделаю нарочно вид, что мне все нипочем… Ондра — и вдруг струсил!»

Он глубоко вздохнул. Ондра прекрасно знал, что он не трус, хотя бы потому, что он вообще не мог себе хорошо представить, что такое трусость. Он даже несколько раз честно пытался сделать это, закрывал глаза, стараясь вызвать в себе такое ощущение, чтобы стало страшно. И всякий раз перед глазами снова вставал Эмиль в каком-то желтом мерзком свете. Эмиль, желтый от страха и шмыгающий носом, со смешными ушами, нерасторопный, трусливый Эмиль.

Ну, это совсем скверно — дежурить ночью и думать об Эмиле! Точно нет ничего лучше! Ондра стиснул зубы и решил подбросить веток в костер. Он даже не взглянул на небо. Не заметил тучи, которая внезапно вылезла с запада, точно черная ладонь с бесчисленными пальцами. Звезды исчезли одна за другой, как это бывает в городе, когда гаснет свет в окошках.

Он сидел у костра и снова думал об Эмиле. Отомстить! Что-нибудь подстроить. Сыграть с ним какую-нибудь шутку. Засунуть, скажем, рыбу в спальный мешок. Холодную, дохлую… Но где возьмешь рыбу? Или медяницу, живую медяницу! Вот потеха! Медяница залезет ему за шиворот… Ну и одуреет Эмиль со страха!.. Но где взять ее?

Ондра встал и снова отправился бродить по берегу. Может, спрятать его спальный мешок и оставить шифрованную записку.

Он с довольным видом потер руки и подошел к палатке Эмиля. Но у входа остановился и с сомнением покачал головой. Ну и что? Эмиль за милую душу выспится без мешка, сейчас тепло. А даже если не тепло? Рацек обязательно раскипятится, пойдут разговоры, нравоучения, а Эмиль еще, чего доброго, простудится. Нет, это не подходит!

Где-то невдалеке завел свою песню сверчок. Его пронзительное монотонное пение точно разбудило от сна других сверчков. Они застрекотали все разом там, тут, всюду-всюду… Цвир-р! Цвир-р!..

А что, если засунуть ему в спальный мешок сверчка?

Вот это здорово! Сверчок усядется ему прямо на живот, затянет песню, Эмиль как ошпаренный выскочит из палатки, но ничего не найдет, залезет обратно в мешок, а сверчок снова застрекочет.

Ондра тихонько захихикал. Потом взял фонарик, висевший на палатке Эмиля, прислушался и осторожно пошел на песню сверчка. Но сверчок тут же умолк — значит, он где-то поблизости. Ондра зажег фонарик — ага, попался, певун! Теперь крепко зажать его в ладони. Так. Ой, только не щекочи, не вертись, все равно не убежишь!