Приключения Михея Кларка: Роман; Исторические рассказы; Военные рассказы - [230]

— Но почему же… почему? — спросила она.

— Потому что икра лежит у вас на тарелке. Потому что грешно тратить ее понапрасну.

— Ну, ну! — сказала толстая миссис Паттерсон, наклоняясь через стол. — Не приставайте к ней. Я вижу, что икра не нравится ей. Но икра не пройдет даром. — Лезвием ножа она соскребла икру с тарелки дочери и положила на свою. — Ну, видите, не пропала. Можете успокоиться, профессор.

Но профессор не успокоился. Напротив, на лице его появилось выражение как у человека, встретившегося с неожиданным и страшным препятствием. Он казался погруженным в свои мысли.

Кругом шел веселый разговор. Все говорили о своих будущих планах.

— Нет, нет, я не буду отдыхать, — сказал Пьер. — Для нас, священников, не должно быть отдыха. Теперь, когда школа и миссия уже устроены, я передал их отцу Амиелю, а сам отправлюсь на запад основывать новые.

— Вы уедете? — спросил мистер Паттерсон. — Неужели вы в самом деле собираетесь уехать из Ишау?

Отец Пьер с шутливым упреком покачал своей почтенной головой.

— Вам не следовало бы показывать вашу радость, мистер Паттерсон, — заметил он.

— Ну, ну, у нас различные взгляды, но лично против вас я ничего не имею, отец Пьер, — сказал пресвитерианец. — Но как может разумный, образованный человек в наше время учить бедных, ослепленных язычников, что…

Общий гул протеста прекратил теологические[50] вопросы.

— А что вы намерены делать, мистер Паттерсон? — спросил кто-то из собеседников.

— Ну, я пробуду месяца три в Эдинбурге, чтобы присутствовать при годовом собрании нашего общества. Я думаю, Мэри, ты будешь рада походить по магазинам на улице Принцев. А ты, Джесси, повидаешься с людьми твоего возраста. Мы можем вернуться осенью, когда наши нервы успокоятся.

— Да, нам всем необходимо успокоиться, — сказала сестра милосердия, мисс Синклер. — Знаете, продолжительное напряжение нервов очень странно подействовало на меня. В настоящую минуту у меня такой шум в ушах.

— Смешно, но я чувствую то же самое! — крикнул Энслей. — Такой нелепый шум, словно муха то поднимается, то опускается у меня в ушах. Вероятно, как вы говорите, это происходит от слишком сильного нервного напряжения. Что касается меня, я уеду в Пекин и надеюсь получить повышение за это дело. Там хорошее поло[51], и это будет самой лучшей переменой для меня. А вы, Ральстон?

— О, я не знаю. Я еще хорошенько не думал об этом. Мне хочется отдохнуть где-нибудь на юге, повеселиться и позабыть обо всем этом. Так странно мне было сейчас видеть письма у меня в комнате. В среду в ночь все казалось так мрачно, что я устроил все свои дела и написал друзьям. Я не знал, каким образом будут доставлены мои письма, и положился на счастье. Я думаю, я сохраню эти бумаги на память.

— Да, я сохранил бы их, — сказал Дреслер.

Голос его звучал так глубоко и торжественно, что все взоры обратились к нему.

— Что это, полковник? На вас словно напала меланхолия? — сказал Энслей.

— Нет, нет, я очень доволен.

— Я думаю, что вас ожидает успех. Мы все обязаны вашему искусству и знаниям. Не думаю, чтобы мы могли продержаться без вас. Леди и джентльмены, прошу вас выпить за здоровье полковника императорской немецкой армии Дреслера. Ег soil leben-hoch![52]

Все встали и с улыбками и поклонами протянули стаканы к полковнику.

Его бледное лицо вспыхнуло от профессиональной гордости.

— При мне все время были мои книги. Я ничего не забыл, — сказал он. — Вряд ли можно было сделать что-нибудь большее. Если бы дела у нас шли дурно и наше укрепление пало, я уверен, вы не возложили бы ответственность на меня. — Он печально оглядел всех присутствующих.

— Я выражу чувства всего общества, полковник Дреслер, — сказал шотландец-священник, — когда скажу, что… но Боже мой! Что это с мистером Ральстоном?

Ральстон опустил голову на сложенные руки и спокойно заснул.

— Не обращайте внимания, — поспешно проговорил профессор. — В настоящее время мы все испытываем реакцию. Я не сомневаюсь, что все мы можем ослабеть.

Только сегодня мы почувствуем, что нам пришлось вынести.

— Я вполне сочувствую ему, — сказала миссис Паттерсон. — Давно уже я не была в таком сонном состоянии. У меня еле голова держится на плечах. — Она прижалась к спинке стула и закрыла глаза.

— Ну, никогда не видел ничего подобного! — вскрикнул с веселым смехом ее муж. — Чтобы Мэри заснула за ужином! Что она подумает, когда мы расскажем ей об этом! Но здесь действительно душно и воздух тяжелый. Я вполне понимаю тех, кто заснет сегодня. Я и сам думаю скоро лечь спать.

Энслей был в возбужденном, болтливом настроении духа. Он снова поднялся на ноги со стаканом в руке.

— Мне кажется, нам следует всем выпить и спеть «Andl Lang Sune»[53], — с улыбкой обратился он ко всем присутствующим. — Целую неделю мы гребли в одной лодке и за это время узнали друг друга, как невозможно узнать в дни мира и покоя. Мы научились ценить друг друга и те национальности, к которым принадлежим. Вот полковник Дреслер представляет собой Германию, а отец Пьер — Францию. Профессор — американец. Мы с Ральстоном — британцы. А затем дамы, да благословит их Господь! Во все время осады они были ангелами милосердия и сострадания. Я думаю, следует выпить за здоровье дам. Удивительное дело… спокойное мужество… терпение… и… и… как это сказать… благородство… и… и… клянусь святым Георгием, посмотрите на полковника! Он также заснул… проклятая погода, наводящая сон…