– Доброе утро, Гатри, – с доброй улыбкой приветствовал меня Холмс. – Через два с половиной часа мы прибудем в Карлсруэ.
– Где нам предстоит пересесть в другой поезд, – подхватил я. Мне совершенно не хотелось думать о предстоящем перетаскивании имущества Макмиллана в другой вагон.
– И двинемся в направлении Майнца, – продолжал Холмс и добавил с явным удовольствием: – С новой охраной. Проверенной и тщательно отобранной охраной.
– И что потребуется от меня на этот раз? – вздохнул я.
– Да практически ничего, мой мальчик. Ухаживайте за Макмилланом и готовьтесь к пересадке.
Поверить в это было почти невозможно, и когда я отправился дальше заказывать завтрак, то чувствовал, что все мои нервы напряжены в ожидании новых неприятностей.
Но отрезок пути до Карлсруэ прошел вполне спокойно, а на станции нас встретил эскорт из облаченных в форму людей, которые отнеслись к моему хозяину с видимым уважением и быстро перенесли багаж. Все это доставило Макмиллану очевидное удовольствие. У встречающих также был для нас запечатанный конверт, доставленный через Страсбург и Мец, содержавший строгое предупреждение о готовящемся в Майнце покушении на нас и совет держаться подальше от этого города и вообще как можно скорее покинуть германскую территорию.
Новости повергли меня в растерянность, ибо я не мог представить себе, как Майкрофту Холмсу удастся последовать за нами при столь резком изменении нашего маршрута. Но я питал глубокое почтение к его изобретательности и верил, что теперь никакие трудности не смогут сбить его с нашего следа. Кто знает, думал я, может быть, эта перемена – его рук дело. И с нами была теперь охрана, целых четыре человека, которым было поручено оберегать Макмиллана. Двое с оружием расположились в обоих концах вагона. Вторая пара разместилась в купе слева и справа от того, которое занимал Макмиллан. У меня не было возможности проследить за тем, как Майкрофт Холмс попал на наш поезд, но я был убежден, что ему это удалось и что он находится в нем, хотя, возможно, в каком-нибудь новом обличье.
Мы выехали вовремя и целый день ехали среди изумительных сельских ландшафтов долины Рейна; вдоль пути мелькали аккуратные фермы и холмы, покрытые темными полями, распаханными под озимь. Радостное впечатление портили лишь тяжелые облака, предвещавшие ночной дождь. Дождь, конечно, неудобство, но исходя из опыта последней недели, нужно радоваться, если нам не предстоит ничего худшего. Мое предчувствие неизбежной опасности ослабло, вместо него появилось смутное ощущение неопределенности, от которого было тем труднее избавиться, чем пасмурнее была природа. Но путь продолжался, поезд пробегал милю за милей, и, казалось, ничто не подтверждало моего беспокойства. Во мне начала уже появляться надежда, что мы наконец ускользнули от врагов и теперь мне предстоит сражаться лишь с ночными кошмарами. Вскоре мы покинем пределы Германии и окажемся среди гладких холмов Франции. День прошел так безмятежно, что к вечеру Макмиллан опять начал проявлять свой норов, вновь возжелал развлечений и принялся изобретать способы привлечь к себе внимание.
– Я буду обедать в вагоне-ресторане, – объявил он, когда я поинтересовался, какой заказать ужин.
– Вы считаете это мудрым, сэр? – спросил я, твердо зная, что на самом деле это безумие.
– Я считаю, что скоро умру здесь со скуки и если не сменю ненадолго обстановку, то сойду с ума. В действительности я был бы рад сойти с ума. – Он потянулся, зевнул и кивком указал в окно на величественную речную долину, по которой пролегал наш путь. При этом на его лице было написано вовсе не восхищение красотой пейзажа. – Я в состоянии выносить это лишь в течение некоторого времени, а потом у меня появляется желание, скажем, поджечь эти поля. Просто чтобы внести хоть какое-то разнообразие.
Мне захотелось выбранить его за эти мысли, внушить, что если он пойдет в вагон-ресторан, то от охранников не будет ни малейшей пользы. Я подумал, что, скорее всего, в вагоне-ресторане его привлекает не столько вкусная еда или общество других пассажиров, сколько выпивка.
– Сэр, не забывайте о событиях в Мюнхене. Думаю, что вам было бы разумнее оставаться в своем купе. Если желаете, я мог бы принести вам шнапс или бренди.
– Я хочу увидеть живых людей! – заявил в ответ Макмиллан и добавил, похотливо закатив глаза: – Раз уж у меня здесь нет женщин.
– Но… – попытался возразить я.
– Организуйте это, Джеффрис. Именно за это я вам плачу. – Безапелляционный тон не оставлял надежды на отступление.
– Я поговорю с вашими охранниками, сэр, – ответил я, борясь с желанием наказать этого спесивца за тщеславные потуги пустить окружающим пыль в глаза.
– Отлично, – одобрил Макмиллан, потирая руки, словно в предвкушении наслаждения. – Я хочу, чтобы двое из них сопровождали меня в вагон-ресторан. Вторая пара пускай остается здесь на карауле. У моих вещей. Они все смогут поесть, когда я лягу спать. – Последние слова, судя по всему, доставили ему большое удовольствие, как будто, помыкая ими, он обретал нечто большее, чем утоление голода.
– Я так и скажу им, – пообещал я, даже не задумываясь о том, что мне ответят эти люди.
