Приключения маленького тракториста - [6]
Алешка вымахнул напрямик к огородам и с разбегу перескочил изгородь. Немного царапнуло частоколом да порвал штаны. Ничего! Только бы добежать скорее до речки, переплыть ее, а там — мелколесье. Ищи — свищи!
А сзади уж ломилась под Шугаем изгородь. И не до того Алешке, чтобы разбирать на огороде дорогу. Через картошку, так через картошку! По капусте, так по капусте! А сколько он помял кустов, сколько сбил кочанов, об этом он узнает вечером, когда придут жаловаться на него бабке. А теперь — только бы уйти от Шугая!
Алешка выскочил на крутой берег и скатился по песчаному откосу вниз, прямо к мосткам. У мостков лодка, на днище весла, цепь петлей накинута на сваю. Прыгай, оттолкнись от мостков и греби! Только не лучше ли прямо в воду? Ведь и Шугай возьмет лодку — вон их сколько по берегу. На воде не на пахоте. Он раз гребнет, а тебе десять надо.
И на глазах у Шугая Алешка выбежал на мостки и, не раздеваясь, нырнул в воду. Шугай бросился к лодке. Теперь мальчонка попался. Будет знать, как трогать трактор. Надолго запомнит. Он быстро оттолкнулся от мостков и стал ждать: когда же Алешка покажется из воды? Речка не лес: не спрячешься.
Но Алешка не появлялся. Шугай встревожился. Берег, мостки, вода, — Алешки нет. Раз, два, три, четыре, пять. Сосчитал до десяти, двадцати. Нет Алешки. Неужели утонул мальчишка? Вот беда! Нырнул, стукнулся головой о камень — и конец! Шугай подгреб к берегу, выскочил на мостки и, сняв сапоги, прыгнул в воду. Он нырял и, пока хватало воздуху, ползал по илистому дну. Алешки нигде не было. Шугай всплывал, оглядывался и снова скрывался под водой. Все бы отдал, только спасти мальчишку. Зачем он погнался за ним? И что теперь будет? Что людям скажет? Шугай поплыл к берегу. В мокром комбинезоне, с которого стекали ручьи, он побежал в деревню и закричал на всю улицу:
— Алешка Степанидин утонул…
Деревня всполошилась. Все бросились к реке. Бежали как на пожар. Только в колокол не били. Тащили багры, сети, весла и суматошно кричали:
— Степанидин Алешка утонул!
А утопленник Алешка стоял в это время под мостками по горло в воде и наблюдал, как его спасают. Одни ныряли за ним с лодок, другие нащупывали баграми, третьи уже заводили сети чуть не от середины реки. С берега кричали:
— За быстриной ищите!
— Полегче баграми, пораните мальчишку…
Сколько шуму из-за Алешки! Его вся деревня ищет,
а он под мостками. Вот смешно! А ну, Шугай, нырни еще! Смех смехом, а кому это охота быть живым покойником? Но самое страшное впереди. Попадет ему за все: и за то, что залез на трактор, и за то, что помял чужой огород, и больше всего за то, что утонул. Нет, не за то, что утонул, а за то, что не утонул. Хоть и вправду топись! А может, вылезти из-под мостков? Никак нельзя! Лучше переждать. Не до ночи же его будут искать? Поищут и разойдутся. И тогда он вылезет. А дома скажет — нырнул, переплыл речку и в лес ушел. Получится — весь шум устроил Шугай, а он тут ни при чем.
Неожиданно Алешка увидел бабушку. Маленькая, седая, она не сбежала, а слетела с крутого берега и бросилась к реке. Ее едва успели схватить. Она вырывалась из чьих-то рук, билась о землю, кричала:
— Пустите! Пустите меня к Лешеньке!
И перед горем бабушки Степаниды все опасности, грозящие Алешке, показались ему такими ничтожными, что он, не задумываясь, вынырнул из-под мостков. «Бабушка не плачь, я совсем не утонул…» Батюшки-светы! Сам утопленник появился.
Все замерли. Бабка Степанида бросилась обнимать внука. Но Алешка поспешил вырваться из ее объятий. Он воспользовался минутой растерянности и дал тягу. Во все стороны летели брызги воды, песка, грязи и тины. А вслед ему улюлюкали и смеялись. И все покрывал голос Шугая:
— Держи его!
Из воды — в полымя
Алешка прибежал домой и забрался на печку. Когда пришла бабка, он застонал, застучал зубами, затрясся в ознобе. Старая Степанида заволновалась.
— Ой, касатик, да что с тобой?
Она поставила самовар, достала меду.
Алешка с удовольствием пил чай с медом; ему было жарко, все же он жаловался:
— Ой, холодно, бабушка!
Она накрыла его теплым одеялом, закрыла двери и окна — еще продует внучка.
— Поспи, Алешенька!
Алешка охотно закрыл глаза. Но через несколько минут он беспокойно заворочался под одеялом. Ну и пекло! Пот так и льет. Даже во рту солоно. И не продохнуть. Дернул же его черт залезть на печь в такой день, когда не то что дома — на улице жарища. Сейчас бы на речку! Алешка заметался, смахнул с себя одеяло.
— Бабушка, ледку бы, с погреба…
— Да что ты, что ты! Лихорадка, а тебе ледку. Дай-ка лучше горчичничек поставлю.
Бабка Степанида намазала большой газетный лист горчицей и налепила его внуку на спину. Алешка молча страдал. Наконец он не выдержал:
— Не могу больше, бабушка.
— А ты потерпи. Это болезнь выходит! — И прикрыла его еще тулупом. Это было уже сверх всякого терпения. Алешка хотел было спрыгнуть с печки. Но тут же юркнул под тулуп. В дверях показался Шугай.
— Как малец?
— Жар с ним. Все мечется.
— Били мало!
— Был бы жив отец — выпорол бы, и дело с концом, — прослезилась Степанида. — А я что? Заругаешь — смеется, замахнешься палкой — убежит. Мне с ним не совладать.
