Приключения крепкого ореха - [2]
Время шло. Теплые дни сменялись холодными ночами, полумесяцы превращались в полные луны, те снова таяли, пока снова не превращались в тоненькие серпы. А крепкий орех все красовался и красовался на ветке, наращивал мускулы и гордо поглядывал на мир с головокружительной высоты.
Наступила поздняя осень. Листья на дереве пожухли, поржавели и осыпались при малейшем дуновении ветерка. Но ореху все нипочем. Рука его была крепка и не собиралась выпускать ветку. Шкурка его загорела и стала сначала коричневой, а потом черной. Дерево по ночам кряхтело, видно, донимала ломота в старых ветвях. К тому же, мучили дурные сны и тревога за судьбу дорогого внука — ореха…
А Митуа жил себе поживал, добро наживал, а об ореховом дереве и думать позабыл, — что с него взять, старого да бесплодного. И ходить он мимо орехового дерева не ходил с той поры, да вот раз довелось. Идет себе, а на ореховое дерево, со свету им сжитое, и глядеть не глядит.
Вдруг жухлый листок шлепнул его по затылку. Митуа поднял глаза и застыл на месте, как вкопанный. Да и было отчего. На старом, давно уже бесплодном дереве, на самой верхней ветке покачивался огромный-преогромный орех, размером с арбуз. Из такого ореха можно было сварить целый котел отличного сациви. «Вот так удача, — подумал Митуа. — Но как же высоко он забрался, да ничего, я его быстренько собью».
Отошел Митуа подальше от дерева, размахнулся и метнул в орех палицу. Палица, со свистом вращаясь в воздухе, словно молот, ударила орех. Из глаз у ореха посыпались искры, но он привык держать удары градин, и удар палицы не сбил его с ветки. А палица разлетелась на щепки, и они посыпались в разинутый рот Митуа, стоявшего, задрав голову, у подножия дерева. Митуа, чертыхаясь, кое-как выплюнул щепки и задумался. Орех оказался крепче, чем он полагал. «Ну, ничего, ты еще заплатишь мне за палицу, ох и заплатишь!»
Митуа отыскал на дороге тяжеленный круглый камень, едва не надорвавшись, поднял его, положил на свою ладонь-лопату, придержал подбородком и, напрягшись всем телом, вытолкнул вверх. Камень, прошипев в воздухе, словно ядро, ударил орех снизу. Митуа зажмурил глаза и открыл их только тогда, когда на голову обрушился град каменных осколков. Если бы не шапочка и не густые, как овечья шерсть, волосы, худо бы ему пришлось. А орех, как ни в чем не бывало, остался висеть на родной ветке. «Ах, ты так, ну и задам же я тебе!»
На сей раз Митуа нашел плоский речной валун. Крепко обхватив его толстыми, как канаты, пальцами, Митуа с огромной скоростью завертелся на месте. Вместе с ним завертелась земля, деревья, кусты, солнце. Наконец Митуа выпустил валун, и тот, словно диск, взмыл в воздух. Митуа, не устояв на ногах, плюхнулся наземь. А валун, налетев на орех, раскололся на два полумесяца, и они шмякнулись на плечи Митуа. Митуа взвыл и подпрыгнул, как мяч. Потирая руками плечи, Митуа заковылял на новые поиски. В пыли валялась длинная палка с заостренным концом.
Митуа подобрал ее. Вот бы еще наконечник раздобыть — копье будет! За железкой пришлось ходить недалеко. Митуа поднял ее с земли, скрутил наконечник и приладил его на заостренный конец палки. Вот и копье! Держа копье над головой, Митуа разбежался, прыгнул и метнул копье в орех. Копье, подрагивая, взлетело и грозно помчалось вверх. Орех ловко увернулся, и копье, просвистев в воздухе, вонзилось в грудь ястреба, приготовившегося кинуться на хохлатку.
Ястреб, пронзенный копьем, обрушился прямо на спину Митуа. Согнувшись в три погибели от боли, Митуа шарил вокруг злым взглядом. Он уже не думал о сациви, теперь он жаждал проучить строптивый орех…
Возле забора стоял длиннющий шест, которым обычно сбивают орехи. Хитрая ухмылка скривила мясистые губы Митуа. Он ухватил шест обеими руками за один конец, разогнался и ткнул на бегу другим концом шеста в землю у самого подножия орехового дерева. Шест согнулся, потом резко распрямился и, подбросил Митуа выше самой верхней ветки дерева. Митуа выпустил шест и вцепился в орех.
Орех от неожиданности крякнул. Мускулы на его руке вздулись буграми, потом опали, не выдержав тяжести, и Митуа, с орехом в руках, кувыркаясь, полетел вниз. Недалеко от дерева высилась навозная куча, в которую прямо головой и угодил Митуа. Он долго болтал ногами, стараясь высвободить голову, наконец кое-как выбрался из кучи. Глаза, уши, рот Митуа были забиты навозом, но зато орех был у него в руках. С трудом отряхнувшись от навоза, Митуа пошел домой.
Долго сотрясалось от рыданий старое ореховое дерево, покрывая пожухлыми листьями всю округу. Сбылись его дурные предчувствия: орех — единственный наследник и надежда на старости лет — попал в руки пузатого негодяя.
3
А Митуа пришел домой, сияя от радости. «Эй, жена, посмотри, что я принес!» — крикнул он еще от ворот. Во двор вышла толстуха, закутанная в шаль. Лицо ее было кислое, будто она выпила бутылку уксуса. «Что ты еще притащил, глаза б мои тебя не видели». «Нет, ты только погляди, что я принес!» — не унимался Митуа. «Эка невидаль, что я, арбуза не видела, подумаешь, удивил». — «Да какой же это арбуз, — загоготал Митуа, — из этого арбуза котел сациви сварить можно, ха, ха, ха! Режь индюка!» — «Уй, да ведь это и впрямь орех!» — «Еще бы не орех, а ты думала!» — «Он, наверное, трухлявый», — нашлась жена.
