Такъ какъ у всѣхъ застольниковъ рты были полны, то никто не могъ тотчасъ-же отвѣтить Бэллю. Однакожъ, докторъ знакомъ далъ понять плотнику, что онъ совершенно правъ.
Моржевыя котлеты были найдены отмѣнными, и хотя никто не заявлялъ этого, тѣмъ не менѣе на столѣ ничего не осталось, а это было равносильно всевозможнымъ заявленіямъ.
За дессертомъ докторъ, по своему обыкновенію, приготовлялъ кофе. Клоубонни никому не позволялъ варить этотъ превосходный напитокъ, изготовлялъ его тутъ-же на столѣ, на спиртѣ, и подавалъ горячимъ, какъ кипятокъ. Если кофе не обжигало ему языка, то докторъ не удостоивалъ проглотить свою порцію. Въ описываемый вечеръ онъ пилъ кофе при столь высокой температурѣ, что товарищи не могли подражать ему.
– Да вы сгорите, докторъ, сказалъ Альтамонтъ.
– Никогда, отвѣтилъ онъ.
– Значитъ, нёбо у васъ обшито мѣдью? спросилъ Джонсонъ.
– Нисколько, друзья мои. Совѣтую вамъ брать примѣръ съ меня. Нѣкоторые люди, и я въ томъ числѣ, пьютъ кофе при температурѣ ста тридцати одного градуса (+55° стоградусника).
– Ста тридцати одного градуса! вскричалъ Альтамонтъ. – Рука не выдержитъ такого жара!
– Само собою разумѣется, Альтамонтъ, потому что рука выноситъ только сто двадцать два градуса жара. Но небо и языкъ менѣе чувствительны, и выдерживаютъ то, чего рука выдержать не въ состояніи.
– Вы изумляете меня, сказалъ Альтамонтъ.
– Что-жъ, я готовъ воочію убѣдить васъ.
Докторъ взялъ термометръ, погрузилъ его чашечку въ кипящія кофе, подождалъ, пока ртуть поднимется до ста тридцати одного градуса, и затѣмъ съ видимымъ удовольствіемъ выпилъ благотворный напитокъ.
Бэлль хотѣлъ было подражать доктору, но обжегъ себѣ ротъ и заоралъ благимъ матомъ.
– Недостатокъ привычки, замѣтилъ Клоубонни.
– Можете-ли вы, докторъ, спросилъ Альтамонтъ,– сказать намъ, какую степень жара способно выдержать тѣло человѣка?
– Это не представитъ мнѣ ни малѣйшихъ затрудненій, отвѣтилъ докторъ, тѣмъ болѣе, что по этому вопросу произведенъ цѣлый рядъ вполнѣ точныхъ опытовъ. Въ этомъ отношеніи я могу указать вамъ на чрезвычайно замѣчательные факты. Я помню два или три изъ нихъ; они докажутъ вамъ, что ко всему можно привыкнуть и, между прочимъ, выдерживать температуру, при которой жарится бифстексъ. Утверждаютъ, будто дѣвушки, служившія въ общинной пекарнѣ города Ларошфуко, во Франціи, втеченіе десяти минуть оставались въ печи, нагрѣтой до трехсотъ градусовъ (+132° стоградусника), т. е. до температуры на девяносто градусовъ, превышающей температуру кипящей воды. Вокругъ нихъ жарились въ печи яблоки и говядина.
– Нечего сказать, дѣвушки! – вскричалъ Альтамонтъ.
– A вотъ вамъ другой, не подлежащій сомнѣнію фактъ. Девять нашихъ соотечественниковъ, Фордайсъ, Бэнксъ, Саландеръ, Благдинъ, Гомъ, Нусъ, лордъ Сифорсъ и капитанъ Филапсъ выдерживали въ 1774 г. температуру двухсотъ девяносто пяти градусовъ (+128° стоградусника) въ печи, въ которой жарился ростбифъ и варились яйца.
– И это были англичане? съ нѣкоторымъ чувствомъ гордости спросилъ Бэлль.
– Да, Бэлль, англичане, отвѣтилъ докторъ.
– О, американцы сдѣлали-би гораздо больше, сказалъ Альтамонтъ.
– Они изжарились бы, засмѣялся докторъ.
– Почему-бы и не такъ? отвѣтилъ капитанъ.
– Во всякомъ случаѣ, сдѣлать этого они не пытались, а потому я ограничусь моими соотечественниками. Упомяну еще объ одномъ невѣроятномъ фактѣ, если-бы только можно было заподозрить правдивость его очевидцевъ. Герцогъ Рагузскій и докторъ Юнгъ, французъ и австріецъ, видѣли, какъ одинъ турокъ погружался въ ванну, температура которой доходила до ста семидесяти градусовъ (+78° стоградусника).
– Мнѣ кажется, что это гораздо меньше сдѣланнаго служанками общинной пекарни и нашими соотечественниками.
– Между погруженьемъ въ горячій воздухъ и погруженьемъ въ горячую воду большая разница, сказалъ докторъ. – Горячія воздухъ производитъ испарину, предохраняющую тѣло отъ обжога, но въ горячей водѣ мы не потѣемъ, слѣдовательно, обжигаемся. Поэтому, высшая, назначаемая для ваннъ температура не превышаетъ вообще ста семи градусовъ (+42 стоградусника). Видно, турокъ этотъ былъ какой-то необыкновенныя человѣкъ, если онъ ногъ выносить подобный жаръ!
– Скажите, докторъ, спросилъ Джонсонъ,– какою вообще температурою обладаютъ животныя?
– Температура животныхъ измѣняется соотвѣтственно ихъ натурѣ, отвѣтилъ Клоубонни. – Такъ, наивысшая температура замѣчается у птицъ и, въ особенности у куръ и утокъ. Температура ихъ тѣла превышаетъ сто десять градусовъ (+43° стоградусника), но у филина, напримѣръ, она не выше ста четырехъ градусовъ (+40° стоградусника). Затѣмъ уже слѣдуютъ млекопитающія, люди; температура англичанъ вообще равняется ста одному градусу (+37°стоградусника).
– Я увѣренъ, что Альтамонтъ заявитъ требованія въ пользу американцевъ, засмѣялся Джонсонъ.
– Да, между ними есть люди очень горячіе, сказалъ Альтамонтъ,– но такъ какъ я никогда не измѣрялъ ихъ температуры, то ни въ какимъ опредѣленнымъ выводамъ въэтомъ отношеніи еще не пришелъ.
– Между людьми различныхъ расъ, продолжалъ докторъ,– нѣтъ большой разницы въ температурѣ, если они поставлены въ одинаковыя условія, каковъ-бы ни былъ родъ ихъ пищи. Скажу даже, что температура человѣческаго тѣла подъ экваторомъ и подъ полюсомъ одна и та-же.
