Приключения Филиппа в его странствованиях по свету - [170]

— Злодѣйски. Но Фирминъ поступилъ хуже меня. Онъ держалъ меня въ рукахъ. Это онъ увлёкъ меня къ дурному. Это онъ втянулъ меня въ долги, и вотъ въ это.

Это значило стаканъ грога.

— Отецъ не захотѣлъ меня видѣть на смертномъ одрѣ. Братья и сёстры поссорились со мною; и я всѣмъ этилъ обязанъ Фирмину — всѣмъ! Какъ вы думаете, раззоривъ меня, долженъ ли онъ былъ заплатить мнѣ?

И онъ стукнулъ по столу своей грязной рукою. Она оставила грязные знаки на бѣлой скатерти Сестрицы.

— А мнѣ, мистеръ Гёнтъ? Что онъ долженъ былъ мнѣ? спросила Гёнта хозяйка.

— Каролина! закричалъ Гёнтъ: — я заставилъ Фирмина многое заплатить мнѣ обратно, но я хочу еще.

Онъ засунулъ руку въ карманъ и ухватился за что-то.

"Вексель тамъ", подумала Каролина,

Она навѣрно поблѣднѣла, но онъ не примѣтилъ ея блѣдности. Всё его вниманіе было устремлено на питьё, тщеславіе и мщеніе.

— Онъ много долженъ мнѣ, и уже заплатилъ много; а зaплатитъ еще больше. Неужели вы думаете, я позволю раззорить себя и оскорбить, и не отмщу? Надо было бы намъ видѣть его лицо, когда я явился къ нему въ Нью-Йоркъ и сказалъ:

"— Старый товарищъ, я здѣсь". Онъ поблѣднѣлъ какъ полотно. "Я никогда тебя не оставлю. Пойдёмъ-ка въ таверну да выпьемъ". Онъ былъ принуждёнъ пойти. Теперь онъ въ моей власти, говорю вамъ.

Гёнтъ засмѣялся смѣхомъ, который вовсе не билъ пріятенъ. Послѣ нѣкотораго молчанія, онъ продолжалъ:

— Каролина, вы ненавидите его? или вы любите человѣка, который бросилъ васъ и поступилъ съ вами какъ злодѣй? Нѣкоторыя женщины любятъ, я знаю такихъ женщинъ. Я могъ бы назвать вамъ и другихъ злодѣевъ, но я не назову. Вы ненавидите Фирмина, этого плѣшиваго, этого дерзкаго негодяя, который наложилъ руку на меня и ударилъ меня на этой улицѣ. Вы ненавидите его, я говорю! Я поддѣлъ ихъ обоихъ! — вотъ здѣсь у меня въ карманѣ — обоихъ!

— Что же у вамъ тутъ? проговорила Каролина едва дыша.

— Вамъ-то что до этого!

Онъ опустился на стулъ, подмигнулъ и съ торжествомъ тряхнулъ рюмкой.

— Это для меня всё-равно; я ни отъ одного изъ нихъ пользы не видала, говорили, бѣдная Каролина съ замирающимъ сердцемъ. — Поговоримъ о чомъ-нибудь другомъ, а не объ этихъ двухъ негодныхъ людяхъ. Если вы были весели въ тотъ вечеръ — а я никогда не обращаю вниманія на то, что говоритъ джентльмэнъ, когда онъ выпьетъ рюмку — такому высокому мущинѣ ударить старика… Стыдъ… стыдъ! И ужъ я отдѣлала его за это!

— Стало быть, вы ненавидите ихъ! кричитъ Гёнтъ, вскочивъ и сжавъ кулакъ, а потомъ опятъ опускаясь на стулъ.

— Имѣю ли я причины любить ихъ, мистеръ Гёнтъ? Садитесь и выпейте немножко…

— Нѣтъ, вы не имѣете причины ихъ любить. Вы ихъ ненавидите.

— Я ихъ ненавижу. Посмотрите… обѣщайте… я поддѣлъ ихъ обоихъ… Каролина… ударить пастора? Что вы скажете на это?

Опять вскочивъ со стула и прислонившись къ стѣнѣ (на которой висѣлъ портретъ Филиппа, работы Ридли), Гёнтъ вынулъ свой грязный бумажникъ, высыпалъ изъ него бумаги на полъ и на столъ, схватилъ одну грязною рукою, захохоталъ и закричалъ:

— Я васъ поймалъ! Вотъ оно. Что вы скажете на это? Лондонь, іюля 4. Черезъ пять мѣсяцевъ обѣщаю заплатить. Нѣтъ, не заплатишь.

— Мистеръ Гёнтъ, дайте мнѣ взглянуть, сказала хозяйка. — Это что? вексель?

— Молодой поручился заплатить за старика, отвѣтилъ Гёнтъ съ шипящимъ смѣхомъ.

— На сколько?

— На триста-восемдесятъ-шесть.

— Что вы за это возьмёте? Я у васъ куплю.

— А сколько вы дадите?

И Гёнтъ смѣётся, подмигиваетъ, пьётъ, слёзы выступаютъ на его пьяныхъ глазахъ, онъ отираетъ ихъ одной рукой, и говоритъ опят':

— Сколько вы дадите?

Когда бѣдная Кэролина подошла въ своему шкапу и вынула оттуда банковые билеты и золото, полученные ею мы знаемъ отъ кого, и изъ ящика кучку своихъ собственныхъ скопленныхъ денегъ и трепещущими руками выложила всё это на блюдо, я никогда не слыхалъ въ точности сколько выложила она. Но должно быть, она выложила всё что у ней было, потому что она ощупала свои карманы и опорожнила ихъ, потомъ опять воротилась къ шкапу, вынула оттуда ложки, вилки, брошку и часы; она выложила все это на блюдо и сказала:

— Мистеръ Гёнтъ, я всё это отдамъ вамъ за этотъ вексель, и посмотрѣла на портретъ Филиппа, висѣвшій на стѣнѣ,- Возьмите, продолжала она: — и отдайте мнѣ то.

— Какъ! у васъ есть столько! вскричалъ Гёнтъ. — Да вы богачка, ей-боту! Сколько тутъ у васъ, сочтите!

Она сказала ему, на сколько тутъ золота, банковыхъ балетовъ, серебра и вещей.

Въ головѣ этого негодяя пробѣжала мысль.

— Если вы столько предлагаете, сказалъ онъ: — значитъ вексель стоитъ больше; вѣрно этотъ человѣкъ разбогатѣлъ.

— Выпейте еще немножко и поговоримъ, сказала бѣдная Сестрица, и красиво разложила свои сокровища на блюдѣ и улыбаясь Гёнту, хохотавшему на ея стулѣ.

— Каролина, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія: — ВЫ еще любите этого плѣшиваго мошенника! Вотъ оно что! Это такъ похоже на женщинъ! Гдѣ вы достали столько денегъ? Послушайте, со всѣмъ этимъ, и съ этимъ векселемъ въ карманѣ мы прекрасно проживемъ. А когда эти деньги выйдутъ, я знаю кто намъ дастъ еще, кто не можетъ намъ отказать. Послушайте, Каролина, милая Каролина! Я старикъ, я это знаю; но я человѣкъ добрый, я классическій учоный и джентльмэнъ.