«Приключения, Фантастика» 1993 № 01 - [9]

Такого нельзя было вынести! Рассудок отказывался принимать всю эту дьявольщину!

— Ничего! — проскрипел Иван, почти не разжимая губ. — Нечего!

Разберёмся!

Он уже собирался погасить прозрачность. И вдруг, без всякой на то причины, ясно осознавая, что это психоз, бред, бессмыслица, ощутил — сзади кто-то есть. Нервы!

Проклятые нервы! Это надо же так взвинтить себя! Иван был готов собственными руками, превозмогая боль, вырвать из себя эти чёртовы нервы. Но он не давал воли чувствам, он давил порывы, он выдерживал то, от чего обычный земной человек давно бы сошёл с ума. Там нет никого! Там не может быть никого! Капсула неудержимо, с немыслимой скоростью несет его вперёд — к загадочной планете Навей. Всё что позади — это лишь пройденный путь, пустота, там только пустота.

Иван медленно, словно в тяжёлом сне обернулся.

И он не ошибся.

Прямо на него, в упор, с расстояния в пять-шесть метров смотрели два знакомых напоённых жгучей злобой глаза. Были они воспалённо-красными, с бездонными зрачками и наползающими сверху бельмами. Он сразу вспомнил эти глаза. Он их видел там, над хрустальным полом, в лиловом полумраке.

И лицо было тем же, старушечьим, измождённо-древним, перекошенным то ли страданиями, то ли ненавистью. Лицо было огромным, светящимся нездоровой желтизной. Верхняя губа, растрескавшаяся, морщинистая, была покрыта редким рыжим пухом, она подрагивала, приоткрывая жёлтые поблёскивающие нечеловеческие зубы.

Первым движением Иван вскинул руки вверх, ожидая нападения, защищая себя. Но тут же опустил их, расслабился. Гипнограмма! Это обычная гипнограмма, и ничего более! Он в зоне гипнолокационного давления. Ничего этого нет! — уговаривал его разум. Есть! — жгли нелюдским огнём глаза. Кто ты? Зачем ты здесь?! Чего ищешь?! Смерти?!

— Ты найдешь её! — неожиданно громко пророкотало со всех сторон, будто по этой безмерной пустоте были развешаны тысячи динамиков. И ещё раз, но уже иглою в мозг, беззвучно, пронзительно чётко: — Ты найдешь её здесь!

Цепенея от ужаса, Иван стал шарить по телу, отыскивая что-то, очень нужное, необходимое, спасительное. Он не мог совладать с собой, руки тряслись, ноги подгибались… и только когда он ненароком смахнул пот со лба судорожно сжатым кулаком, понял: он же у него в ладони, вот он Кристалл!

Иван взметнул вверх руку, полуразжал пальцы — сквозь них чуть сверкнуло голубоватым блеском, Кристалл светился, играл бликами.

— Сгинь! — выкрикнул Иван в исступлении. — Сгинь наваждение!

Кровавые глаза полыхнули огнём, скрылись под бельмами, морщинистый рот ощерился в еле приметной улыбке. Тяжёлая узловатая, будто свитая из земляных корней рука с чёрными звериными когтями выскользнула из непомерного рукава балахона, потянулась к его горлу. Это было страшно!

Этого вообще не могло быть… Но рука, сжимаясь и разжимаясь, словно уже сдавливая хрупкую живую человеческую плоть, тянулась к беззащитной шее — Иван стоял как вкопанный, он ещё не вжился в этот мир, он не мог понять его законов, он просто был в нелепой и смешной растерянности. Фантастическая реакция и отменное самообладание тысячи раз спасали его в ситуациях значительно более жутких — и на коварной Гадре, и в гиргейских подводных лабиринтах… Но тут было всё не так. Это всё было запредельным.

Колдовским!

Страшная рука дотянулась до его горла…

И прошла насквозь.

Наваждение исчезло.

Только скрипучий старческий смех эхом прокатился по рубке.

Ничего не было.

Иван с силой сдавил переносицу. Сволочи! Гады! Они всё знали! Всё! Но теперь поздно сокрушаться, поздно.

Теперь обратного хода нет.

Он отключил прозрачность. Опустился в кресло пульта, застыл молчаливой окаменевшей статуей. Пси-датчики Большого Мозга капсулы подавали информацию прямо в мозг. До цели тринадцать часов двадцать две минуты семь секунд хода. Готовность полная. Защита на пределе. Агрессивность среды близка к норме, но присутствуют неопределимые флуктуации непонятного происхождения.

Иван не пережевывал по отдельности согни, тысячи данных, показаний, поступающих в его мозг, он был профессионалом, он видел всю картину в целом… И одновременно думал о множестве вещей. Наваждения?!

Дай-то Бог, чтобы все эти чудеса оказались наваждениями, галлюцинациями, гипнограммами! Ему не привыкать! Ведь в Осевом Пространстве во время перехода творилось и не такое, там вообще был Ужас, помноженный на Ужас. Сколько раз он ходил по Осевому, сколько раз он умирал и возрождался.

Но он всегда помнил, всегда силой заставлял себя помнить, что Осевое населено призраками, что там нет яви, там только наведённая нежить, фантомы взбаламученного подсознания. Он слыхал о секретном проекте в Осевом. Даже говорил как-то с ребятами из Внепространственного отдела. Они показались ему сумасшедшими, начитавшимися романов ужасов, колдовских преданий, свихнувшимися на мистике.

Иван, прошедший тысячи миров, повидавший такое, о чём и помыслить не мог обычный землянин, не верил ни единому слову, он не поверил Эдмону Гарту, одноглазому паралитику, два с половиной года болтавшемуся в Сквозном объёме Осевого Пространства. Тот сказал, что из сорока трёх поисковиков за последние семь месяцев погибло тридцать восемь. Он не мог поверить — такого процента смертности просто не могло быть! Но Гарт не врал. После всего, что с ним случилось, он разучился лгать, шутить. Он жил в уединении, в насильственном уединении, ведь всех этих смельчаков тут же подвергали изоляции — люди не должны были знать ничего, абсолютно ничего! Это для Ивана не существовало барьеров и запретов, да и то — пока на него смотрели сквозь пальцы, памятуя о прежних заслугах, не решаясь связываться с десантником-смертником. Иван уже давно был вне закона, над законом.