Приключения доктора - [51]
Дальше наступила очередь самой несостоявшейся убийцы, если, разумеется, Анастасия Ильинична вообще преследовала такую цель — убить вдову.
Директриса сидела понуро и временами обмениваясь взглядами со своей противницей — Лидией Захаровной. Ей, пока доктор занимался другими, уже объяснили, что же на самом деле произошло на ферме. И теперь она ощущала неловкость вкупе со страхом неизбежности принести извинения: извиняться ей очень не хотелось, и не по вредности характера, как это было бы можно подумать, а потому что Анастасия Ильинична видела, что была не так уж и далека от истины.
Коровник — грязный, запущенный — и находившиеся в нем молочные коровы — истощенные до крайней степени — и сразу-то произвели на нее гнетущее впечатление, а после, когда появилась возможность осмотреться, это впечатление только усилилось. Да: на ферме никого не замучили насмерть и не убили. Да: Лидия Захаровна оказалась вовсе не такою злодейкой, какою она предстала в воображении. Да: у Лидии Захаровны даже обнаружились благородные черты. Но всё же дамочка эта была повинна в страданиях оказавшихся под ее опекой и властью животных, пусть она и не задавалась особенной целью эти страдания причинять. Анастасия Ильинична не видела возможности извинить вдову её неблагополучными обстоятельствами. В конце концов, во многих из этих обстоятельств она была виновата сама: нужно было больше уделять внимания предприятиям, доставшимся от покойного мужа!
Анастасия Ильинична хмурилась и переживала еще и вот за что: а ну как ее теперь арестуют? Как ни крути, а вооруженное нападение было налицо! Ответственность же за такую выходку могла оказаться весьма суровой. И если бы приговор оказался именно таким, какой, окажись она на месте судьи, влепила бы обвиняемой сама Анастасия Ильинична, на всей работе было бы можно поставить крест! Двадцать лет работы, из которых по меньшей мере десять — успешное заведывание самыми демократичными женскими курсами Петербурга! Только сейчас Анастасия Ильинична очнулась от угрызавших ее сомнений и самоощущения неудачницы. Нет! — поняла она совершенно. — Никакая она, Анастасия Ильинична, не неудачница! За ее плечами — колоссальный труд. За годы этого труда она вывела в жизнь сотни воспитанниц, открыв перед ними такие перспективы, какие никто другой не осмелился бы им дать! И то, что не со всеми из этих воспитанниц можно было поговорить об особенностях музыки Вивальди, ничуть не означало того, что они, воспитанницы эти, были в таком положении дела виновны или несли ответственность за постепенно сузившийся кругозор своей наставницы.
Анастасия Ильинична поняла: не круг ее воспитанниц, а она сама виновна в том, что ей не стало с кем поговорить.
«Господи!» — подумала Анастасия Ильинична. — «Если всё обойдется, я введу дополнительный предмет».
А далее она как-то не очень логично, но также мысленно воскликнула: «И черт меня побери, если мои выпускницы и по этой части не заткнут за пояс расфуфыренных салонных дамочек!»
— О чем задумались?
Анастасия Ильинична посмотрела на склонившегося над нею доктора и неожиданно улыбнулась:
— Кажется, дела начинают идти на лад!
Михаил Георгиевич вздернул бровь и хмыкнул.
Осмотр Анастасии Ильиничны много времени не занял: никаких новых травм она при падении не получила. А вот с прежней — с тою еще, которой занимался нерадивый студент в ипостаси брата милосердия — пришлось повозиться. Михаил Георгиевич, в душе кляня своего будущего коллегу, вслух объяснял необходимость новой обработки неудачно сложившимися случайностями. Впрочем, обмануть Анастасию Ильиничну ему не удалось: директриса, в свою очередь беспрестанно хмыкая, в подробностях рассказала о том, как брат милосердия «врачевал» ее. Рассказ снабжался такими эпитетами и подробностями, что доктор не выдержал:
— Да как вообще этот криворукий на курс поступил!
— Мужчины! — отозвалась в своей манере Анастасия Ильинична, но, что стало уже второй подряд неожиданностью, без особой в своем обвинительном утверждении уверенности.
Вряд ли, конечно, в сознании Анастасии Ильиничны произошел настолько сильный слом, чтобы она, уже пересмотрев собственное к себе отношение, заодно и всерьез пересмотрела свое отношение к мужчинам. Однако определенная подвижка была налицо: Анастасия Ильинична, начав выносить вердикт по обыкновению решительно, закончила его «чтение» как бы в раздумьях!
Заново поколдовав над травмой директрисы, Михаил Георгиевич удовлетворенно осмотрел результаты своего труда и предложил на глазах начавшей терять суровость даме попробовать встать. Анастасия Ильинична — не без помощи доктора — поднялась, а затем и вовсе случилось что-то вроде маленького чуда: она смогла не только стоять, но даже немного прошлась, уже без гримасы боли, хотя и прихрамывая!
Михаил Георгиевич кивнул:
— Неплохо, совсем неплохо!
— И долго я буду… ковылять?
— Неделю. Возможно, дней десять. Но тут уж ничего не попишешь.
Анастасия Ильинична вздохнула:
— Ну, хоть так… Хорошо еще, совсем без ноги не осталась!
Послышался смешок. Директриса и доктор обернулись на его и обнаружили, что смеялась Варвара Михайловна. В приключившейся суматохе активистка кружка не пострадала, но ее смешливость была вызвана чем-то иным.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?…
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает фотограф Григорий Александрович Саевич.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает поручик Николай Вячеславович Любимов.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает старший помощник участкового пристава Вадим Арнольдович Гесс.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает брандмайор Петербурга Митрофан Андреевич Кирилов.
Не очень-то многого добившись в столице, Можайский на свой страх и риск отправляется в Венецию, где должно состояться странное собрание исчезнувших из Петербурга людей. Сопровождает Юрия Михайловича Гесс, благородно решивший сопутствовать своему начальнику и в этом его «предприятии». Но вот вопрос: смогут ли Юрий Михайлович и Вадим Арнольдович добиться хоть чего-то на чужбине, если уж и на отеческой земле им не слишком повезло? Сушкин и поручик Любимов в это искренне верят, но и сами они, едва проводив Можайского и Гесса до вокзала, оказываются в ситуации, которую можно охарактеризовать только так — на волосок от смерти!
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает начальник Сыскной полиции Петербурга Михаил Фролович Чулицкий.