Приключения бригадира Этьена Жерара - [19]

— Отведите его назад. Пусть ждет своей очереди… Посадите его в деревянную келью.

— А если он будет сопротивляться, эчеленца?

— Тогда пронзите его кинжалом. Суд вас уполномочивает на это. Уведите его. Мы тем временем покончим с другими.

Слуги направились ко мне. Одну минуту я было хотел оказать сопротивление. «Отчего и не погибнуть смертью героя?» — подумал я, но потом рассудил, что геройства моего никто не увидит и некому будет передать о нем потомкам.

Я позволил негодяям-лакеям вывести меня из зала. Гондольер шел рядом со мной. В руке его сверкал длинный, отточенный нож. По его лицу я видел, что он был бы рад малейшему предлогу, только бы всадить этот нож мне в сердце.

Эти большие венецианские дома прямо удивительно построены. Каждый такой дом — и дворец, и крепость, и тюрьма в одно и то же время. Меня повели по длинному коридору, потом мы спустились вниз по каменной лестнице и очутились в небольшом коридорчике, в котором виднелись три двери.

В одну из этих дверей меня впихнули и заперли в темную комнату. В стене, выходившей в коридор, было проделано отверстие, закрытое решеткой, через которую в комнату проникал слабый свет. Оглядываясь и ощупывая предметы, я стал исследовать помещение, в котором очутился.

Хотя я знал, что пробуду в этой комнате недолго, но у меня уж такой характер: в какое бы затруднительное положение я ни попал, первым делом я думаю, нельзя ли как-нибудь из него выпутаться.

Сырость покрывала каменный пол и стены моей камеры. Поэтому я решил, что место, в котором я заключен, находится ниже уровня воды. Только под самым потолком виднелось небольшое отверстие, через которое в мою темницу проникал воздух и свет.

Три стены моей кельи были каменные, четвертая же была деревянная, при чем я убедился, что эта деревянная стена возведена недавно; очевидно, это была перегородка, разделявшая одну большую камеру на две половины.

Итак, в моем распоряжении были три старые каменные, стены, крошечное окно, массивная дверь и добрые надежды. Я понял, что в моем положении можно воспользоваться только деревянной перегородкой. Но что будет дальше? Если мне и удастся перебраться в соседнюю камеру, то оттуда тоже не будет выхода.

Но характер у меня, друзья, такой, что я предпочитаю даже самое бесполезное дело безделью: сидеть, сложа руки, скучно. Поэтому всю свою энергию и внимание я устремил на деревянную перегородку.

Две доски в этой перегородке были вделаны плохо и шатались. Я сразу увидал, что мне будет легко их вынуть, нужен был только инструмент, который и нашелся в виде ножки кровати, стоявшей в углу.  всунул эту ножку в расщелину между досками и хотел их вырвать, но в это время послышались чьи-то быстрые шаги и я должен был приостановить свою работу.

В сражениях мне приходилось видеть, как умирают целые сотни людей, но совсем иное дело, когда вы являетесь свидетелем того, как убивают человека гнусные убийцы в своем логовище.

Злодеи ворвались в коридор, таща за собой кого-то. Человек, которого они тащили, упирался и громко кричал:

— Помогите! помогите!

Послышался звук сильного удара, стон и опять раздался крик несчастного:

— Жерар! полковник Жерар! Помогите!

— Убийцы! проклятые убийцы! — закричал я и стал ломиться в дверь. Я узнал голос бедного капитана Орэ.

Минуту спустя где-то совсем близко упало в воду что-то тяжелое — и я понял, что капитан Орэ исчез туда, куда ушли в течение этой зимы целые сотни наших товарищей, числившихся пропавшими без вести.

В коридоре опять послышались шаги. Я думал, что убийцы идут за мною, но они отворили дверь соседней камеры, вывели оттуда кого-то и увели. Я снова принялся за свою работу над досками, и скоро мне удалось сделать то, чего я добивался. Теперь я мог их свободно вынимать и ставить на место.

Сняв доски и перелезши через перегородку, я очутился в соседней камере, которая, как я и ожидал, была очень похожа на мою. Спастись из этой камеры было так же невозможно, как и из моей. Вся разница заключалась в том, что никакой новой деревянной перегородки не оказалось. Дверь была заперта. В комнате я не нашел никаких указаний относительно того, кто был моим товарищем по несчастью.

Вернувшись в свою камеру, я поставил доски на место и стал ожидать смерти, стараясь быть спокойным и мужественным. Время шло чертовски медленно, но, наконец, вдали послышались шаги. Нервы мои были страшно напряжены, и я стал прислушиваться, ожидая новых воплей и стонов истязаемой жертвы.

Но ничего подобного не случилось. Пленника мирно водворили в соседнюю камеру. Я хотел было заглянуть туда через расходившиеся доски, но в это время дверь моей темницы распахнулась и на пороге ее появился каналья-гондольер и еще несколько негодяев.

— Ну, француз, иди! — крикнул гондольер.

В своей большой, волосатой руке он держал окровавленный нож. По глазам негодяя я решил, что он придумывает предлог для того, чтобы зарезать меня немедленно.

Сопротивление было совершенно бесполезно. Я молча последовал за убийцами и снова был введен в тот же великолепный зал, где продолжал заседать тайный суд.

Когда меня ввели, я был очень удивлен тем, что внимание судей устремлено не на меня, а на одного из судей, высокого, черноволосого молодого человека. Он стоял перед судьями и говорил им что-то тихо и горячо, повидимому, в чем-то их убеждая. Голос его тревожно дрожал, и он отчаянно размахивал руками, о чем-то умоляя.