Приключения бригадира Этьена Жерара - [18]

Итальянцы гнались за мной по пятам: раздумывать было некогда. Я кинулся к лестнице, но по ней спускались ко мне навстречу два человека. Тогда я побежал назад и попытался отворить дверь, через которую меня внесли в дом, но она была задвинута засовами и заперта.

В этот момент на меня набросился гондольер и замахнулся ножом. Я ударил его ногой в живот и он упал навзничь на мраморный пол. Нож со звоном отлетел в сторону.

Но овладеть ножом мне не удалось, потому что на меня лезли, по крайней мере, человек шесть мужчин. Я прорвался и бросился снова бежать; маленький дворецкий сделал мне подножку, и я с треском упал, но сейчас же поднялся и, вырвавшись от лакеев, бросился к двери, которая виднелась в дальнем углу передней. Добравшись до нее и взявшись за ручку, я закричал от радости. Дверь легко отворилась. Это был выход из дома и мне ничего не мешало спастись.

Но, ликуя, я совершенно забыл о том, что нахожусь в проклятой Венеции, в которой каждый дом представляет собой остров. Я уже готовился выпрыгнуть на улицу, как вдруг увидел, что вместо улицы передо мною чернеет канал.

Я шагнул назад и был в одно мгновение окружен моими преследователями. Но меня, друзья мои, не так-то легко захватить в плен. Угощая итальянцев ударами ног по животу, я расчистил себе дорогу. Один из них, стараясь меня удержать, схватил меня за волосы, но я вырвался — и клок моих волос остался у него в руке. Маленький дворецкий ударил меня связкой ключей. Я был весь в синяках и окровавлен, но это не мешало мне пробить себе дорогу.

Бросившись вверх по широкой красивой лестнице, я очутился на площадке перед двухстворчатыми дверями. Распахнув их, я убедился, что все мои старания спастись совершенно бесполезны: зал, в который я ворвался, был ярко освещен. Мне бросились в глаза золотые карнизы, массивные колонны, рисунки на потолке и стенах. Было совершенно очевидно, что я нахожусь в зале какого-нибудь богатого дворца Венеции.

В этом странном городе таких роскошных дворцов насчитывается, по крайней мере, несколько сотен, и каждый из них блещет такой роскошью, что ему может смело позавидовать Лувр и Версаль.

В середине этой громадной залы находилось возвышение под балдахином и на этом возвышении полукругом сидело двенадцать человек, одетых в черные мантии. Похожи эти люди были на францисканских монахов. Лица их были закрыты черными масками.

Около дверей стояла толпа вооруженных людей. У этих негодяев были совершенно разбойничьи лица. Среди них, обратясь лицом к балдахину и черным маскам, стоял молодой француз-офицер в обще-армейской форме. Когда он повернул голову в мою сторону, я сразу же узнал в нем Орэ, молодого капитана седьмого пехотного полка, с которым я в течение зимы выпил не одну бутылку вина.

Бедный малый был бледен, как мертвец, но, в общем, он держал себя мужественно, находясь один среди убийц и злодеев. Увидев меня, он, очевидно, стал надеяться на спасение, но надежда эта скоро угасла.

Можете себе представить, конечно, как были изумлены все эти люди моим неожиданным появлением. Мои преследователи столпились у порога и преградили мне путь. Приходилось отложить дальнейшие помышления о бегстве. Настоящий мой характер проявляется в своем полном блеске именно в такие опасные моменты.

Я с достоинством двинулся вперед и приблизился к судьям. Мундир мой был разорван, волосы — в беспорядке, из головы лилась кровь, но по выражению моих глаз и осанке итальянцы поняли, что перед ними находился необыкновенный человек.

Я остановился перед стариком огромного роста, с длинной седой бородой. Его повелительная осанка свидетельствовала о том, что это человек высокопоставленный и пользующийся всеобщим уважением.

— Милостивый государь! — громко заявил я, — будьте любезны об'яснить, по какой причине меня насильственно лишили свободы и привели в этот дом? Я — честный воин, равно как и этот французский офицер, и требую, чтобы вы немедленно освободили нас обоих.

Ответом на мои слова было устрашающее молчание. Неприятное, знаете, это положение! На вас устремлены двенадцать черных масок и из-под них сверкают и пронизывают вас насквозь горящие злобой и ненавистью двадцать четыре глаза!

Но, несмотря на это, я держал себя, как и подобает удалому гусару. Мое поведение доставляло мне самому величайшее удовольствие. Я понимал, что приношу своим образом действий честь и славу всему Конфланскому полку, и бесстрашно глядел на убийц, ожидая от них ответа.

Высокий старик с седой бородой, наконец, прервал молчание.

— Кто это человек? — спросил он.

— Его имя — Жерар, — ответил стоявший у двери маленький дворецкий.

— Полковник Жерар! — поправил его я — полковник Жерар, отличенный пять раз и представленный к почетной сабле. — Я — ад'ютант генерала Сюше, и требую, чтобы вы немедленно освободили как меня, так и моего товарища по оружию.

Снова в зале водворилось страшное молчание, а двенадцать пар злых, безжалостных глаз устремились на меня. Через несколько секунд человек с седой бородой заговорил:

— Его дело не на очереди. По нашему списку до него мы должны рассмотреть еще два дела.

— Он вырвался из наших рук и прибежал сюда самовольно, — доложил дворецкий.