Приключения Бормалина - [13]

Скорее всего, рассуждал я, ее или проиграют в карты, или продадут. Так оно и случилось, и вы это подтвердили. А о выкупе и речи быть не могло, потому что на левой нижней полке первого стеллажа моей библиотеки лежит в числе прочего и судовой журнал сухогруза «Портленд», с которым, если вы помните, и были отправлены оба письма в Лондон.

— Помню, — кивнул я. — Письма были слезные. Но как к вам попал судовой журнал, Авант?

— Обыкновенно — выбросило штормом, — ответил он. — Судя по журналу, оба письма Мэри-Джейн были на борту сухогруза накануне его аварии. Таким образом, насчет невозможности выкупа я знал уже два с половиной года назад. Что же мне оставалось делать? Как и всякому нормальному женатому человеку, мчаться разыскивать жену.

Этим я и занимался на протяжении многих месяцев. Шесть раз, когда правдой, когда неправдой, я покидал Рикошет с тем или иным кораблем, и всякий раз судьба возвращала меня назад. Больше чем на десять миль я не мог отойти от острова: либо судно, на котором я находился, ни с того ни с сего попадало в неожиданный, какой-то локальный шторм и шло ко дну, либо в лучшем случае меня снимало с палубы или койки и по воздуху переносило к острову.

Больше попыток побега я не предпринимал, ибо не могу, во-первых, рисковать ни в чем не повинными людьми и судами, а во-вторых, это бесполезно! Я обречен оставаться здесь на веки вечные, Бормалин! — воскликнул Авант с болью в голосе.

Авант раскурил потухшую самокрутку.

— Напрашивается резонный вопрос: почему я не могу отсюда вырваться? Вы что-нибудь слышали о Самсонайте? — спросил он, и я вздрогнул. — Об этом исчадии, которое имеет длинные-длинные руки?

Глава 7 Загадка Самсонайта

— Увы, — пожал я плечами не совсем искренне, потому что это имя немного было мне знакомо. — Кто это?

— Исчадие — вот кто, — зло ответил Авант и поиграл желваками. — Из-за него и из-за собственной глупости я и торчу здесь три года. Три года! — воскликнул он горько и ударил кулаком по столу.

— Исчадие живет здесь, — показал он в сторону и вверх, — на горе Взвидень, и Свеча, Дьявола — дело его рук. Его длинных и безжалостных рук!.. Он совершенно слеп в темноте, вот ночью и зажигает Свечу и с ее помощью видит далеко-далеко. Самсонайт — не плод моего больного воображения, подорванного одиночеством, нет! Исчадие существует, и, пока оно существует, я в его власти. Я проклинаю тот день и час, вернее, ту ночь, когда увидел его впервые и подписал с ним контракт. Воистину безгранична человеческая глупость!

— Вы подписали контракт? — удивился я. — Так вот в чем дело!

— Именно, Бормалин! Я неплохой юрист, но подписал контракт… И с кем? С исчадием! — горько усмехнулся мой собеседник и рассказал продолжение своей истории.

После того как шлюпка с дюжим Браком и низеньким Крабом отошла от острова, после того как бандюгаи поссорились и дюжий Брак прикончил низенького Краба и присвоил его портсигар, Авант остался на острове совершенно один, не считая зверья. Да еще касатки патрулировали недалеко от берега, зорко выглядывая добычу.

Сперва Авант ужасно обрадовался, что опасность миновала и никто не помешает ему разыскать сокровища и немедленно разбогатеть. Но сообразив, что корабли, наверное, к острову неминуемой гибели подходят только в самых исключительных случаях и придется ему торчать здесь неизвестно сколько времени, он приуныл. Скорее всего до тех пор, пока Черный Бандюгай не решит забрать сокровища назад, Авант будет вынужден сидеть на бриллиантах и привыкать к мысли, что когда ты баснословно богат, но один-одинешенек, твое богатство гроша ломаного не стоит. Оно совершенно бесполезно и никому не нужно. А нужны пресная вода, огонь, пища, крыша над головой и собственные руки. Хорошо, если они умеют делать что-то полезное для жизни, а если не умеют ничего?

Весь день Авант бродил по Рикошету, наугад копая осколком метеорита и ничего не находя. Снова он шагал вдоль и поперек острова, знакомился со всеми его уголками, купался в мелком, защищенном от акул местечке и ел бананы, запивая их кокосовым молоком.

Наступил вечер. Юрист долго сидел на скале, пытаясь напильником высечь из нее искру, которая зажгла бы пучок сухой травы. Трава слегка дымила, но не разгоралась, как Авант ни раздувал огонь. Становилось прохладно. Ревели звери, шипели змеи, а вот птицы перелетали с ветки на ветку беззвучно, и их странное молчание особенно не нравилось Аванту. Кругом шумел океан, на небе появились большие, низкие звезды. Было очень красиво. В другое время Авант восхищался бы всем этим от чистого сердца, но тут ему было не до красот.

Ему было жутко.

Светлела тропинка, стрелой пересекавшая остров. Аванту казалось, будто в зарослях папоротника кто-то тихо ходит и внимательно глядит на него. Не спалось.

«Ах, Мэри, — думал Авант, — где же ты?»

Он поднял голову, чтобы снова взглянуть на звезды и сориентироваться, и… похолодел.

Точно на севере, если верить небесным светилам, на самой вершине горы, которую чуть раньше Авант назвал Взвидень, горел неровный слабый огонь.

Мурашки побежали по коже Аванта. В принципе он должен был бы обрадоваться — мол, ура, я здесь не один, — но интуиция подсказывала ему, что лучше бы он был совершенно один.