Приключения английского языка - [118]
И снова, точно так же, как это было в Америке, английские слова беспощадно вытесняли местные названия; примеры тому – magpie (сорока) и apples (яблоки). Англичане привезли с собой и привычные географические названия. Севернее Сиднея находится Ньюкасл, а в его окрестностях множество населенных пунктов, именующихся так же, как и деревни Нортумбрии близ города Ньюкасл-он-Тайн.
Слово «абориген» (aboriginal) вошло в обиход не сразу, а примерно спустя столетие после того, как в Австралии обосновались первые британцы. Сначала они называли людей, обнаруженных на новом континенте, коренными австралийцами (Native Australian), это название возникло как производное от латинского australis (южный), но вскоре стали именовать их по-иному, взяв за основу названия народа латинское слово aborigine – первые обитатели. Древние римляне именовали так вытесненных даже не ими, а их предшественниками древнейших жителей той области, где находится Рим. Название «аборигены» закрепилось за местными жителями, а пришельцы стали именовать себя австралийцами.
Межъязыковое заимствование осуществлялось в обоих направлениях. Аборигены никогда прежде не видели лошадей; на языках некоторых племен эти животные получили название ярраман (yarraman), по всей вероятности, от местного слова yara (зубы).
Заимствованные аборигенами и зачастую сильно искаженные (пиджинизированные) слова английского языка нередко просачивались в формировавшийся австралийский диалект английского языка. В Австралии широко распространено словечко джамбак (jumbuck), которым там называется овца. Оно может представлять собой либо искаженное jump up (прыгать), либо (что, по моему мнению, менее вероятно) происходить от австралийского jombok (джомбок) – большое белое кучевое облако. Пришедшее из диких необжитых мест слово walkabout, означающее в наши дни пеший туризм или просто прогулку, можно услышать на улице любого города.
Доктор Кейт Барридж из Мельбурнского университета Ла Троб указывает на вариативность и множество особенностей диалекта австралийских креолов. Он, по ее утверждению, поразительно отличается от литературного английского языка, но при этом, к удивлению тех, кто считает его сильно упрощенным, может превосходить по сложности литературный австралийский, или английский английский. Она приводит весьма красноречивый пример: «Возьмем систему местоимений. В литературном английском имеется лишь одна форма первого лица множественного числа we (мы), так что если я скажу вам: we're going now (мы сейчас идем), вы лишены возможности узнать, кто именно подразумевается под этим «мы» и входите ли вы сами в эту группу. В австралийском креольском языке используются четыре различных we: существует форма «ты и я – нас двое», форма «я и кто-то, не считая тебя», форма «ты, я и целая толпа народу» и «я и целая толпа народу, но без тебя». Весьма знаменательные различия».
За 80 лет в Австралию через полсвета перевезли около 150 000 каторжников; любопытно, что, по некоторым данным, примерно столько же фризских захватчиков и переселенцев попали в Англию в пятом веке. По имеющимся сведениям, во многих случаях преступления по тяжести своей отнюдь не заслуживали каторги; с точки зрения современного права часть этих заключенных вполне могла бы быть оправдана, а часть отделалась бы несколькими днями общественных работ. Известно, что перевозимых преступников обеспечивали хорошим, по тем временам, медицинским обслуживанием, поскольку на месте назначения требовались здоровые люди. И среди них, как сообщает в «Роковом берегу» Роберт Хьюз, были вполне достойные люди.
Но 200 лет назад сострадание встречалось редко. Наказание рассматривалось как Божья кара, а милосердие было неуместно. Хьюз в своей книге приводит сочиненную в 1790 году балладу, где воспевается отправка «воров, грабителей и злодеев» в бухту Ботани-Бей. Там, в частности, говорится:
