Приключения Альберта Козлова - [86]

Он попер на старшего сержанта, оскалив зубы, точно хотел вцепиться в глотку…

— С такими нервами… — усмехнулся старший сержант. — Я не беру на свою ответственность твою жизнь. Иди, браток, выпей валерьянки. Имей совесть. Можешь жаловаться, конечно, но вначале подлечись. Ты не контуженый?

— Ладно… — сказал Рогдай и замолчал, видя, что его крик не возымел действия. Он хлопнул дверью так, что в кранах заурчало, но вода не потекла.

Несколько лет спустя, вспоминая эту сцену, я поймал себя на мысли, что, наверное, зря не вмешался в происходящее. Рогдая оставили бы на курсах, но он обозвал такого красивого старшего сержанта «тыловой крысой», «дешевкой»; хулиганом стал мой брат, дружба с калеками пошла не на пользу, есть такие калеки, что по любому поводу стучат в грудь, орут о пролитой крови, а то еще костыль в ход пускают. Права иногда порождают бесправие, набирая скорость, не забывай о тормозах, а то врежешься на повороте в столб. «Берегись юза», — так любил повторять слепой Зиновий. Я к нему и его дружку Кольке заглядывал. Хорошие ребята. Один безрукий, другой слепой. Они дополняли друг друга. И не юродствовали. Тогда, правда, я не знал этого слова.

У старшего сержанта не было ни одной боевой заслуги. В сорок третьем мало у кого были награды. Медали «За Бухарест», «За Берлин» и так далее еще не отлили. Я запустил руку под полу, расстегнул заколку у колодочки медали «За боевые заслуги», снял медаль, уколол палец. Когда мы разделись, старший сержант увидел лишь мой значок «Гвардия». Он спросил:

— У вас что, гвардейцы — все такие нервные?

— Он мой брат, — ответил я.

Мой ответ удовлетворил, как ни странно, начальника курсов.

— У нас в деревне был ветеринар, очень похож, — сказал старший сержант. — Увидит больную корову и пошел нести стадо. Потом его под суд отдали, у свиней эхинококк проглядел, проштамповал мясо для продажи, целую партию, люди заболели, а в городе обнаружили. А вообще-то я из Сибири, может, слышали Кузьминку?

Дома меня ожидала истерика, я-то знал. Начнет брат волынку: «Карьерист! Предатель! Подлиза. Только о себе думаешь, я бы на твоем месте тоже ушел». Что правда, то правда, стадное чувство у Рогдая было развито. Нас и так выпирали отовсюду… Первого меня. Выставляли сразу, а с Рогдаем считались. Идя в присутствие, он брал мою медаль, как новые сапоги, которые были у нас на двоих. У него была солдатская смекалка, но тут он явно переборщил. Пока я раздумывал, что предпринять — остаться или хлопнуть дверью так, чтоб из кранов выжать хотя бы две капли ржавой воды, старший сержант сказал:

— Треба составить список личного состава. Старшим назначаю тебя, — он ткнул пальцем в мою сторону. — Будешь старшиной курсов. Моим прямым и непосредственным заместителем. Слушаться его, как меня, даже больше. Давай, Альберт… имечко, Терентьевич, Терентьич, приступай к несению службы, ознакомься с контингентом, представь подробный список — кто, что, откуда, сколько лет, семейное положение и адрес близких, куда похоронные посылать.

Да, юмор начальника курсов был минерский.

Группа оказалась пестрой. Двадцать девчонок по семнадцати-девятнадцати лет, двое парней, я и Валька Белов, так звали интеллигентного вида парнишку. Через час нас оказалось трое парней — пришел Вовка Шкода.

— Привет! — сказал он вкрадчиво с порога. — Вам кассиры не требуются?

В руках он держал табличку, которую снял в коридоре бани, — «Касса».

Зинченко покосился на него и почему-то не предложил развязать узел. Спросил только:

— Откуда?

— Шел мимо, — ответил Шкода.

Прозанимался он у нас часа полтора — украл у Верки полушубок и смылся. Верка плакала навзрыд, ее утешали как могли. И постановили: выставлять круглосуточно дневального. Правда, старший сержант внес еще одно дельное предложение — при входе в баню под тяжелой каменной аркой поставил надпись: «Проверено. Мины».

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

в которой будет рассказано о том, как проходило первое занятие.

Как я уже сказал, группа была весьма пестрой. Отсюда возникли сложности. Красавицу Галю Стражкову прислал военкомат, она числилась вроде мобилизованной в Советскую Армию. Ей обещали выдать военную форму. Жила она у Курского вокзала в землянке с зенитчицами ПВО, стояла у них на котловом довольствии по фронтовой норме. Часть девчонок тоже считалась мобилизованными, но пропустили их через другую дверь, и оказались они в тыловых частях, так что норма у них была чуть-чуть выше, чем у иждивенцев. А Верка, та вообще приехала спасать Воронеж по путевке Борисоглебского райкома ВЛКСМ, так что ей ничего не было положено, кроме грамоты.

Я получил карточку по литеру «А», как инвалид первой группы, и каждое утро мог лишиться инвалидности, ибо ее у меня не было. Валька Белов… Как он жил, никто не знал, по-моему, и он тоже. Кто его прислал на курсы — тоже осталось тайной, потому что Зинченко ничего у него не спросил. Оставил Вальку в группе за находчивость — справился с узлом быстрее всех.

— Когда я работала в сберкассе имени Сакко и Ванцетти, — сказала Верка, — мне выдавали рабочую карточку, а теперь четыреста граммов, как школьнику.

— В честь чего назвали так вашу кассу? — поинтересовался Валька, как всегда вежливо и застенчиво.