Приключения Альберта Козлова - [83]
— Во-первых, не генерал, — сказал со знанием дела Швейк. — Полковник вермахта, пехота… Известное дело — гестапо с почетами хоронит, а инфатерия — быдло, серая солдатская скотина.
— А ведь он был еще живым, — произнес тихо Бельский.
Бельский спрыгивает в яму. И как не брезгует падалью! Мог бы шоферу приказать, шишкой ведь работает.
— Глядите, ногти содраны, скребся, во рту земля… Задохнулся.
И нервы не выдерживают… Мне до слез стыдно за слабость, но слезы текут по лицу… Нет, мне не жалко немецкого пехотного полковника, оккупанта, злодея, мне жалко человека, хотя я с трудом смог бы объяснить в ту весну, как первое переплелось и перечеркнуло второе, где начало и где конец жалости и ненависти. Я представляю — раненый пытался повернуться, пытался крикнуть, проклясть, позвать на помощь… Он задохнулся, объелся землею, которую шел завоевывать, которую залил кровью своих солдат и еще большей кровью наших ребят. Мне почудилось, как шуршит земля…
Не у меня одного сдали нервишки Все стоят подавленные, точно раскопали могилу с замученными родными.
— Как они могут жить! — говорит какая-то женщина. — В Германии. Наверное, в ней все трупами пропахло.
Полковника вермахта мы вынули из земли осторожно и положили на машину.
— Везите, хлопцы, — сказал Бельский. — Похороните. Креста не ставьте.
— Если со своими так, то с нашими-то они и вовсе не церемонились, — сказал кто-то из калек.
— Запросто! — заверил Швейк и глупо улыбнулся. — Чего его хоронить? Пес и есть пес. Я бы их всех живыми в землю закопал.
— Парень, — говорит слепой Зиновий. — У меня счеты с ними не меньше твоих, но дело-то не в них, а в тебе. Дальше носа ничего не видишь.
— А чего? — не сдается Швейк с маслозавода. — Зачем нам галоши, лишь бы были гроши хороши. Витамин Ц — сальце, маслице, хлебце, винце…
— И ремень на одно место, — добавляет Яшка.
— Хватит, — вдруг ярится Швейк. — Наелся. И еще проволокой. И еще прикладами. И еще ножками от табуретки. И еще… Ух, гуманисты! — кричит он, точно выкрикивает грязное ругательство.
Он хватает китель, на ходу напяливает форму гестаповца. Клифт у него шикарный.
Люди молча смотрят вслед. Даже слепой Зиновий повернул на звук удаляющихся шагов голову, задрав ее вверх, как все слепые.
— И все-таки похороните, — говорит Бельский.
Он вылезал из разрытой могилы, но оступился, обвалил край, покачнулся и схватился за торчащую из земли полосу железа. На его руке выступила кровь.
— Черт возьми, — ругается Бельский. — Как пирог грибами начинили землю железом, ступить некуда.
Он высасывает из руки кровь, оплевывает.
— Йода! Йода принесите! — раздаются голоса.
— До свадьбы заживет, — шутит Бельский.
— Ржавчина, попадет какая-нибудь бацилла столбняка.
— Э-э-э… Если от каждой царапины столбняком болеть, вся бы наша армия в госпитале оказалась. Заживет. Перекур.
Он достает из кармана пачку «Казбека», открывает, протягивает. К желанным папиросам тянутся десятки рук, закуривают и женщины. Пачка пустая.
— Вам не осталось.
— Я не курю.
Бельский худой до невозможности. Глаза глубоко запали, скулы выпирают, как ключицы, а ключицы торчат под офицерской гимнастеркой, как прорезывающиеся крылышки у молодого ангела. До войны он тоже был кожа да кости, а теперь шкелет, точно ленинградский блокадник. Люди садятся на камни, на оставшиеся чудом в сквере скамейки, облупленные, с двумя-тремя рейками. Замечательные парковые скамейки! Их вчетвером с места не сдвинешь, а уничтожить можно только путем прямого попадания пятидесятикилограммового снаряда. Их свободно можно было бы ставить вместо противотанковых ежей.
— А где ж остальное начальство? — спрашивают исполкомовцев. — Губернатора не видно, товарища Тищенко, Мирошниченко…
— На левом берегу, — объясняют им. — На Вогрэсе все порвано. Электричество необходимо, как вода.
— Это что, прием в исполкоме? Так считать? У нас вопрос. Когда город разминируют?
— Уже двадцать тысяч мин сняли. Военные уйдут. Придется самим работать.
— На Чижовке старуха подорвалась и внучку подорвала. Нашла итальянское яйцо, красивую гранату, подлюги, сробили. Думала, игрушка, принесла внучке поцацкаться, та и доцацкалась.
— Отлично, что собрались на воскресник, — говорит Бельский. — Обязательно проводите беседы, особенно с пацанами, чтобы ничего не трогали и по развалинам не шлялись. Немцы специально заминировали город, чтоб отбросить нас на триста лет, до татарского ига. Снег сойдет, всякие сюрпризики вылезут. Дружины нужны. Постой, ты, кажется, Козлов, — узнает Рогдая Бельский.
Рогдай стоит и курит дармовую папиросу.
— Я вас тоже признал, — отвечает непринужденно брат.
— А батя где?
— Пропал.
— Мать?
— Пропала.
— А где старшой?
— Вон стоит, он стеснительный.
Бельский встает, подходит ко мне, рассматривает…
— Медаль. У меня и то нет. Молодец. За что?
— Пофартило, — вместо меня отвечает Рогдай.
Бельский искоса поглядывает на него, как он лихо затягивается.
— А ты что, не куришь?
— Не особенно, — отвечаю я. Я стесняюсь ответить, что папиросы просто не досталось, я, как всегда, пока протиснулся, протянул руку, опоздал, — расхватали более расторопные.
— Правильно делаешь, ваш отец тоже не курил. Тебя, кажется, Альбертом зовут? Приходи в исполком, у нас пока еще нет постоянного здания, найдешь?
Рассказ о судьбе подростка - воспитанника кавалерийской дивизии, о борьбе с бандитизмом в 1920 - 1921 годах на Северном Кавказе. Художник Евгений Иванович Аносов.
Весёлая история о двух журналистах, которые по заданию редакции отправились в командировку на пограничную заставу.
Шел 1945 год. Командованию 1-го Украинского фронта требовались сведения о дислокации и передвижениях гитлеровских войск, об их укреплениях в районе Кракова. Нужно было сделать все, чтобы не допустить уничтожения гитлеровцами древней столицы Польши. В тыл врага направились две группы советских разведчиков. С помощью польских патриотов они с честью выполнили трудное задание. О героическом подвиге советских воинов и польских патриотов рассказывает в своих воспоминаниях один из руководителей краковского подполья, бывший командир польского партизанского отряда Юзеф Зайонц. За активную помощь командованию Советской Армии в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в период Великой Отечественной войны и проявленные при этом мужество, инициативу и стойкость автор книги и другие граждане Польской Народной Республики — участники описываемых событий — награждены советскими орденами: орденом Отечественной войны I степени — Зайонц Ю. Ф., Бохенек В. Я., Врубель М. М.
Роман современного румынского писателя посвящен вооруженному восстанию румынского народа против монархо-фашистской диктатуры 23 августа 1944 года. Автор умело показывает деятельность коммунистической партии по мобилизации трудящихся на борьбу против гитлеровцев и их румынских прислужников. Книга привлечет внимание массового читателя.
Вышедшая пару лет назад книга Шарля Митчи «Тамбов. Хроника плена» стала для русского читателя настоящим откровением – первым, после памятной статьи Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», свидетельством трагедии тысяч французов, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны. Именно после статьи Эренбурга судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, благодаря чему некоторые из них даже оказались в рядах африканских частей генерала де Голля. Но до того – служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
В партизанскую бригаду проникли лазутчики. Только этим можно было объяснить неудачи нескольких боевых операций. Но как разоблачить врагов, если бригада ежедневно пополняется новыми людьми? Было решено захватить ночью дом гестапо в городе Чадца и добыть секретные списки у майора Гольфа, присланного фашистским командованием специально для ликвидации партизанской бригады… Переодетые в офицерскую форму, партизаны проникли в кабинет Гольфа. — Хенде хох!.. …Это всего небольшой эпизод из книги воспоминаний бывшего партизанского командира Анатолия Горницкого, бригада которого действовала в Словакии. О легендарных подвигах мужественных народных мстителей, о фронтовом братстве отважных сынов России, Украины, Чехословакии и Венгрии повествует эта увлекательная книга.
Воспоминания последнего протопресвитера военного и морского духовенства отца Георгия Шавельского рассказывают о годах Русской армии. В годы Русско-японской войны о. Георгий находился в рядах действующей армии, сначала полковым священником, затем дивизионным и позже главным священником Маньчжурской армии. Он разделил вся тяготы этой войны с армией, был контужен и награжден орденами Св. Георгия и Св. Владимира с мечами. Назначенный на должность в 1911 г. о. Георгий накануне Первой мировой войны сумел реорганизовать военное духовенство и сблизить его с чинами армии и флота.