Приключения 1978 - [20]

— Открывайте, — потребовал надзиратель, — полиция.

Женщина за дверью испуганно запричитала.

— Немедленно открывайте или взломаем дверь! — еще более строго приказал надзиратель. — Ломов, приступайте!

Полицейский, однако, не успел схватиться за ручку, как брякнул, спадая, крючок, скрипнула дверь, и спокойный мужской голос остановил гостей:

— Что вам угодно, господа?

— Вы Александр Петров Вагжанов? — оттолкнув полицейского, надзиратель выступил вперед.

— Да, — последовал ответ.

— В порядке государственной охраны мы имеем приказ произвести у вас обыск.

— Смею спросить, на какой предмет? — спокойно спросил Вагжанов.

— Узнаете в жандармском управлении…

Больше часа продолжался обыск. Квартиру перевернули вверх дном, надзиратель убедился, что найти ничего не удастся, он повернулся к Вагжанову:

— Ждали меня? Признавайтесь!

Вагжанов в тон ему:

— Как отца родного!

Надзиратель, достав из портфеля бумагу, ручку, пузырек с чернилами, пододвинул поближе лампу и стал составлять протокол. Писал он не торопясь, четко выводя каждую букву. Когда документ был написан, он прочитал его вслух:

«Полицейский надзиратель при фабрике Товарищества Тверской мануфактуры вместе с подписавшимися понятыми прибыли в новые морозовские дома № 8/8 в квартиру крестьянина Новинской волости Ямской слободы Александра Петровича Вагжанова, где в порядке государственной охраны произвели обыск и ничего по обыску преступного не нашли. Постановили: записать в настоящий протокол».

Понятые поставили свои подписи.

Надзиратель сложил лист бумаги вчетверо, положил его в свой портфель и сказал, обращаясь к Вагжанову:

— А вам придется пройти с нами.

— Преступного ничего не нашли, а меня все же под арест! На каком основании?

— Собирайтесь! — надзиратель тронул козырек фуражки.

Казарма, растревоженная визитом полицейских, не спала. Из полуоткрытых дверей каморок доносилось: «Вагжанова взяли…»

Ночь была тревожной не только для Вагжановых. Обыски и аресты прокатились по всей Твери. На ноги были поставлены все полицейские и жандармы. Начальник тверской жандармерии полковник Уранов лично принимал рапорты о ходе операции. В его кабинете беспрерывно звонил телефон. Прибывали с докладами приставы, филеры, городовые:

— Арестован Горбатый.

— Задержан Мельник.

— Взяли Карпа…

Полковник выслушивал донесения и ждал, когда ему назовут еще два имени. Время от времени он нетерпеливо обращался к ротмистру Щербовичу-Вечеру:

— Почему не взяты Фома и Барышня?

Ротмистр лишь неопределенно разводил руками.

Приближался рассвет, а две графы в длинном списке лиц, подлежащих аресту, так и оставались незаполненными. Полковник с трудом скрывал нервозность:

— Ротмистр, вы обеспечиваете наблюдение за вокзалом, все ли меры были приняты вами?

— Николай Сергеевич, — Щербович-Вечер еле сдерживал волнение, — поезда, следовавшие как в Петербург, так и в Москву, тщательно осматривались, все пассажиры, входившие в вагоны на станции Тверь, нашими людьми внимательно изучались. Никто по железной дороге улизнуть не мог.

Богом клялись городовые, что ни один подозрительный не проскользнул через московскую и петербургскую заставы, не ушел по трактам на Старицу, Тургиново, Волоколамск, Бежецк.

— Так где же они? — раздраженно спрашивал полковник.

Возвратилась группа, которая должна была арестовать Фому в доме Бородавкина. В кабинет вошел грузный, с толстыми щеками одетый в штатское мужчина лет сорока пяти. Уже по виноватому виду, склоненной голове, словно подготовленной к удару, все поняли: вестей добрых нет.

— Докладывай, Демидов, да поживей! — полковник нетерпеливо взял сигару.

— Упустили, ваше благородие. Выскользнул, как мыло из рук! — брякнул Демидов.

Уранов сощурил глаза и, еле сдерживая гнев, сквозь зубы процедил:

— Как же это случилось? Отвечайте!

— Петербургские филеры подвели, ваше благородие! Были неосторожны.

— При чем тут петербургские филеры? — злобно выкрикнул полковник. — У них своя задача, они нам не подчинены.

Демидов понемногу оправился от испуга.

— Всю ночь продежурили, а Фома ушел.

— Докладывайте по порядку!

— Глаз с дома не спускали. Заметили, в комнате погас свет. Мы насторожились. Видимо, вышел из дому. Мы согласно инструкции незаметно — за ним. Думали, он к Барышне, а он в казенку. Следим. Из казенки — домой. Снова лампу зажег. Мы ждем: авось и Барышня пожалует. Ждем час, другой. Нет. А свет в комнате горит. Замерзать стали. Рассвет уже забрезжил. Я говорю своим: пора брать. Стучим. Поднимаем хозяина. Заходим в комнату Фомы… — Демидов достал из кармана носовой платок, высморкался, посмотрел на Уранова.

— Что же дальше?

Демидов опустил голову:

— На столе лампа горит. Глядим под лавку, на печку, под кровать. Нет. Сени, чердак, двор обшарили. Нет его. Потом уж мы смекнули: он черным ходом — в огород, затем в соседний сад… В общем, удрал…

— Дубина ты, Демидов! — Уранов не стеснялся в выражениях. — Получаете жалованье унтер-офицера, а проку от вас, Демидов, меньше, чем от простого городового.

— Петербургские филеры помешали, — опять стал оправдываться Демидов.

— Чем же они вам помешали? — почти выкрикнул Уранов.

— Нахально действовали. Вот чем. Без всякой оглядки. Открыто ходили за Фомой. Я сам однажды видел и слышал, как он остановился, подождал агента и сказал ему прямо в лицо: «Хотя бы этого рыжего-то убрали!»