Приключения, 1974 - [135]

Я не видел этой картины, потому что лежал в это время среди людского потока на мешках, охватив их руками, но звон серебра, сыплющегося на рельсы, долетел до меня и пронял до костей.

Толпа захохотала над опешившим бойцом, стоявшим с пустым мешком в руках, глядя вслед вагону, на полу которого осталась целая груда монет, но какой-то старик, стоявший в дверях теплушки, растолкал остальных и сгреб всю кучу серебра вниз на шпалы. Поезд ушел, перрон затих. Бойцы, помогавшие нам, притащили девятый и десятый мешки, одиннадцатый приволок Хоменко. Он еле шел, скорчившись от боли. В толпе ему разбередили рану. Обоих солдат я послал собирать серебро. Им с охотой помогали ребята из их наряда. Мешок получился хотя и увесистый, однако далеко не такой, каким был до катастрофы.

В банке управляющий, узнав, что серебро просыпалось, страшно возмутился:

— Как это вы так неосторожно! Это же государственные деньги, а не щепки. Вам придется отвечать за недостачу.

До сих пор мысль о том, что в случае недостачи придется за нее поплатиться, как-то не приходила мне в голову. Все мысли были направлены только на то, как бы сохранить деньги и доставить их до места. А теперь получалась такая история. Ведь кто знает, как их там считали? Торопились люди, просчитывались, а теперь я отвечай. Неизвестно, все ли мы пачки подобрали там, около машины, не говоря уже о просыпанном серебре.

Хоменко тоже, пожалуй, не менее меня переживал и тревожился и все меня уговаривал:

— Брось ты, Иван Васильевич, не отчаивайся, обойдется как-нибудь.

— Как же, обойдется! Держи карман шире, — отвечал я, — когда этот сухарь директор мне не верит. Я ему говорю, что я вовсе не фельдъегерь Пахомов, на которого выписаны документы, а лейтенант Домышев, который случайно нашел эти деньги и доставил, а он мне в ответ: «Тогда предъявите ваше удостоверение». А что я ему предъявлю, когда все мои бумаги уехали с госпиталем.

— А знакомых у тебя в Боровске нет, кто бы подтвердил твою личность?

— Есть тетка жены. Она здесь в слободе живет.

— Айда разыскивать, — распорядился Хоменко.

Однако тетку нам повидать не пришлось. Ее маленький домишко оказался на замке. И мы зря дважды наведывались к нему. На всякий случай я бросил в почтовый ящик записку, что если не приду, то чтобы справились обо мне в отделении Госбанка.

Не скажу, что самочувствие у меня было бодрое, когда я опять входил в неприветливый кабинет управляющего банком. У него уже сидел какой-то старший лейтенант. Судя по тому, как он сразу заинтересовался моей историей, как стал меня разглядывать и расспрашивать, я понял, что это неспроста. Однако они разрешили мне пройти в комнату, где уже начался подсчет нашей казны. По моей просьбе деньги считали, не разбивая пачек, чтобы сперва определить хотя бы приблизительный результат.

Хоменко сидел за столом с записной книжкой. По его расчетам, в каждом мешке должно было находиться примерно по 240 тысяч, а так как в трех уже проверенных мешках содержалось по 250 тысяч, то он был настроен благодушно. Однако я-то понимал, что это ровно ничего не значит. В других мешках могли быть более мелкие купюры. Так и случилось., В следующих двух мешках оказалось всего полтораста тысяч, а в порванном 123 тысячи триста. Неровная цифра и малая сумма убили нас обоих наповал.

— Может быть, они там, не считая, пачки в мешки напихали? — предположил совсем приунывший Хоменко.

Я потянул его за локоть, вывел на крыльцо и сказал:

— Вот что, Василий Петрович! Ты мне сделал громадное одолжение, а я тебя, кажется, втянул в грязную историю. Давай-ка, друг, двигай в госпиталь, пока и тебя не припутали к этому делу с деньгами. В общем, прощай, не поминай лихом.

— Да что ты выдумал, Иван Васильевич? — уставился на меня Хоменко. — Никуда я не пойду. Вот уладим с банком, тогда другое дело. А если эта старая засушина, управляющий, еще раз намекнет, что мы тут руки погрели, то я не посмотрю, что у него борода как у козла. Я ему рога-то пообломаю. — И, круто повернувшись, Хоменко пошел обратно в банк.

Опять потянулась муторная процедура подсчета. Оставалось еще три мешка.

— Не будет в них девятисот тысяч, — буркнул мне на ухо Хоменко.

Я ничего не ответил, только глубже втянул в плечи нестерпимо болевшую голову и с ненавистью глядел на медлительную счетчицу, возившуюся с очередным мешком. Но вот сургучные печати на нем были сломаны, бечевка разрезана, и на стол посыпались пачки денег. С отчаянием заскрипел зубами Хоменко, глядя на желтые да зеленые рублевые и трехрублевые пачки.

Я встал. Последние остатки выдержки покидали меня. Сидеть на месте я больше не мог. В груди теснило, жгучие струйки пота текли по бокам, голова разламывалась от боли.

— Пойду покурю, — сказал я Хоменко и пошел на крыльцо. Тотчас вслед за мной поднялся и тот старший лейтенант, что неотступно находился в кабинете управляющего. «Караулят, чтоб не сбежал», — подумал я с горечью.

Солнце припекало совсем по-весеннему. Капало с крыш. Время от времени раздавался стеклянный звон упавшей сосульки, азартно чирикали воробьи. Мальчишки играли в войну, и их крики напоминали гомон воробьев.