Приключения, 1966 - [53]

— Так завяжи… Ежели кто спросит… Или из правления… Уехал в город — и все… — говорил Григорий Каленикович.

В голосе звучала озабоченность.

— Слыхала. Сколько раз повторять, — недовольно ответила его жена.

— Ты завяжи…

— Давай, Харитоша! — послышался тихий окрик Григория Калениковича. — Чего копаешься?

Харитон сдвинул лодку в реку, и послышался негромкий шлепок весла по воде. Некоторое время стлался за кормой слабо мерцающий след. Мотор Лутаки не заводили. А в окне дома погас огонь.

— Ну, Валерий, — шепнул Бондаренко, — теперь устраивайся поудобней, времени у нас много, и можно соснуть.

— А не проспим? — забеспокоился Валерий.

— Я разбужу.

Но сон бежал от Валерия. Он лежал и представлял, как на рассвете, когда браконьеры возвратятся с незаконным уловом, он выйдет из засады и задержит их. Интересно, кто тот, длинный? Может быть, они окажут сопротивление — трое против двоих, а у него, Валерия, нет оружия.

Он вспомнил отца, и больно защемило сердце. Возможно, на этом месте укрылся бы и отец, дожидаясь рассвета; и если он жив, то, наверное, порадуется, узнав, что он, Валерий, заменил его. Эх, узнать бы, что с отцом приключилось в тот апрельский день и кто виноват, и отомстить за отца!..

Когда Валерий проснулся, уже взошла луна, вокруг было совсем светло. И очень тихо, безветренно. Валерий немного приподнялся и осмотрелся вокруг. Косогор с вербой, нависшей над ним, и ниже и впереди — огород, цветущий сад, дом Штунды со слепыми окнами, низкий плетень с горшками, посаженными на колья для просушки, и лунная дорожка на реке, уходившая в неизвестное.

— Чего ты не спишь? — зашептал Бондаренко.

— А я только сейчас проснулся.

Бондаренко тоже приподнялся.

— Кажется, идут…

Рассветало, и от утреннего холодка знобило.

— Пошли! — сказал Бондаренко.

Пригнувшись, скрываясь за деревьями, Бондаренко перебежал к плетню и залег, а Валерий за ним. Оба настороженно прислушивались к каждому звуку с реки. Теперь все явственней доносился легкий шумок движущейся лодки, и вот она с ходу врезалась в берег. Но Бондаренко не шевелился, и Валерий тоже.

— Ну, слава богу!.. — послышался хриплый, но негромкий голос за плетнем. — Пронесло будто…

— А кому быть сегодня? — ответил молодой голос. — Они ж весь день на островах топтались, к воскреснику готовились, чтобы всей школой малька спасать.

— Бог не спасет, человеку не уберечь. Только ты, Харитоша, все ж таки сходи в школу. Для отвода глаз.

— Спать охота.

— Покружишься для вида — и досыпай свое.

Сын помог отцу взвалить на спину свернутую сеть. Григорий Каленикович кряхтел и постанывал. «Значит, длинного нет», — подумал Валерий. И в эту минуту Григорий Каленикович с сетью на плече показался из-за плетня.

— Здоровеньки булы! — приветствовал его Бондаренко.

— Товарищ Бондаренко! — воскликнул Григорий Каленикович.

Он страшно растерялся, маленькие, глубоко сидящие глаза перебегали с Бондаренко на Валерия, нижняя губа отвисла, ушанка, которую он носил и в мае, сползла на ухо. Но уже в следующую минуту Григорий Каленикович как ни в чем не бывало спросил:

— А що ж вы в хату не заходите?

— Нам и здесь неплохо, — усмехнулся Бондаренко. — Правда же, Валерка?

— От еще! — пожал плечами Григорий Каленикович. — Що ж мы будем говорить на холоде. Темно, и ничего не видно.

— А что нам смотреть? — смешливо продолжал Бондаренко. — Лучше поговорим. Как она жизнь, как рыбалка…

Валерий беспокойно задвигался.

— Харя же рыбу всю выпустит… — зашептал он.

— Сиди! — приказал Бондаренко.

— Да разве вы сами не знаете, какая она, жизнь? — почесал в затылке Григорий Каленикович. — Лучше и быть не может! — И сердито закричал через плетень сыну: — Харитоша, возьми у меня сети. Не видишь — гости пожаловали…

Показался Харитон. В руках он нес пустую кошелку. «Где же рыба?» — подумал Валерий. Все его мысли были о рыбе.

— А откуда вы едете? — спросил Бондаренко.

Против Григория Калениковича инспектор казался прямо молодцом, хотя годами Лутак был значительно моложе. В кожаной тужурке на «молнии» и в форменной фуражке инспектора рыбоохраны, Бондаренко вызывал у Валерки восхищение своим спокойствием и скрытой силой.

— Так откуда вы едете? — повторил он, щупая сети.

— Проверяете, не забрасывал ли? — усмехнулся Григорий Каленикович.

Они были сухие.

— А едем мы с собрания единоверцев.

— И ятерь на собрание брали?

— С кумом хотел поменяться.

— Колхозным ятерем?

— А что ж, что колхозный? Может, у кума, думал, лучший.

— Вон оно как! — покрутил головой Бондаренко. — Забота о колхозе…

Григорий Каленикович перевалил ятерь на плечо Харитона.

— Кто ж этот кум? — спросил Бондаренко.

— Да вы его не знаете.

— А может, знаю.

— Не, не знаете.

— И рыбки с собрания не привезли? — сказал Бондаренко, закуривая папиросу.

— Все шутите, товарищ Бондаренко, — засмеялся Григорий Каленикович. Видно было, что он уже совсем пришел в себя. — Где ж там рыбки возьмешь, когда вы запрещаете?.. — И опять засмеялся.

— А если Валерий в лодку заглянет?

— Нехай заглядывает. Он что, за отца соглядатаем ходит?

Валерий шел к лодке, но остановился. Бледный, со сжатыми кулаками, он смотрел на рыбака.

— Плохо шутите, Григорий Каленикович, — сказал Бондаренко, и голос его зазвенел в предрассветной тишине.