Приключение - [9]

Сивачев осторожно постучал в дверь направо. Сухой стук гулким эхом пронесся по лестнице.

Он ударил сильнее, еще и еще, и услышал шаги, а затем женский голос:

— Кто там? Чего надоть?

Сивачев решительно ответил:

— Мне Иван Кириллович сказал, что у вас есть комната.

— Так что хозяина нет, и дверь заколочена. Надоть с черного хода.

— Приду, — весело отозвался Сивачев и почти сбежал с лестницы.

Это было настоящая удача. До пяти часов еще оставалось добрых три часа времени и Сивачев тотчас поехал разыскивать Груздева.

Дома его не оказалось. Значит надо искать на стадионе. Сивачев увидал его в фуфайке, с обнаженными шеей и руками, могучим ударом отбивающего футбольный мяч. Еще через два удара мяч был загнан в ворота, и наступил перерыв.

Сивачев отвел Груздева в сторону.

Сивачев отвел Груздева в сторону от играющих.

— Слушай… Необходимо, чтобы ты поселился в одном доме. Это на Глазовой улице. Я плачу за комнату, только переселись.

— А для чего? — Груздев почесал в затылке.

— Я потом объясню, а сейчас твое согласие нужно. Не можешь, я Тышко попрошу.

— Зачем, Павел Петрович? Раз просите вы, значит так нужно. Когда ехать?

— Сегодня вечером ко мне приди. Я тебе все объясню, и завтра переедешь.

— Ладно.

Он кивнул и побежал продолжать игру.

Сивачев повидался с Иваном Кирилловичем, договорился о комнате.

Она прилегала к большой темной передней, двери которой выходили на парадную лестницу.

Хозяин квартиры, мастеровой, слесарь с фабрики, занимал с женой и двумя детьми кухню, а четыре комнаты сдавал.

Дело было сделано, и Сивачев пошел к себе.

Выйдя на Лиговку, он увидел промчавшихся пожарных.

— Где пожар? — спросил он милиционера.

— На Октябрьской дороге. Склады горят.

Сивачев взглянул перед собой и увидел вдали клубы дыма, стоявшие в воздухе.

Он вспомнил о голубом шаре, и опять чувство тревоги и страха охватило его.

XIV

Груздев устроился на новой квартире. На третий день, возвращаясь с урока и подходя к дому, Сивачев увидел его и окликнул.

Груздев оглянулся и остановился. Широко улыбнулся и, одергивая блузу, сказал:

— А я к вам шел. На минутку.

— Ну что? Какие новости? — спросил Сивачев, когда они поднялись по лестнице.

— Все в порядке, — ответил Груздев, — В двери дыру провертел, но ничего не видал. Вчера провожал его на прогулке. Ну, и собака! Как зверь.

Груздев помотал головой.

— А сегодня на службу провожал. На улицу Дзержинского, подле Канала Грибоедова. Дощечка маленькая. Лестница узкая, темная. По дороге на углу улицы 3-го Июля у папиросника папиросы взял и будто ему записку дал. Может так показалось… Вот и все.

Сивачев кивнул.

— Следи. Главное: кто в квартире живет и с кем старик видится.

Они попрощались, и Груздев ушел.

Вечером пришел Барсуков, сразу же уселся перед трубой и заглянул в нее.

— Окно еще занавешено.

— Рано…

Барсуков сдвинул трубу, закурил папиросу и заговорил:

— Я думал над нашим положением, Павел Петрович. Вполне понимаю вашу тревогу и колебания, но подождем еще недельку. Сообщить всегда успеем, а за неделю мы, может, так подготовим дело, что все у нас в руках окажется… Главное, секрет откроем…

Он вскочил и забегал по комнате.

— Ведь подумать только, голова кружится. Держать в руках молнию, как Зевс громовержец, и посылать ее в намеченную цель. Ведь это такое изобретение, что…

Он взмахнул руками и, сев на стул, приложился к трубе. Сивачев задумался. Неожиданно Барсуков проговорил резким шопотом:

— Берите бинокль и смотрите. Что-то новое.

Сивачев схватил бинокль.

Действительно, то, что они увидели, было ново.

На подоконнике не было обычных приборов. Человек в ермолке стоял посреди комнаты и с горячностью говорил что-то рыжему лохматому великану, который стоял перед ним в одной рубахе и синих галифе, босой, с видом полного равнодушия.

Эту сцену прервал старик, который вошел в комнату быстрыми шагами, что-то проговорил; и рыжий великан тотчас вышел.

Старик подошел к столу и разложил на нем лист бумаги, который вынул из кармана и тщательно расправил.

Человек в ермолке наклонился над листом, и старик стал что-то быстро объяснять, тыча в лист пальцем.

Человек в ермолке тоже ткнул пальцем в лист, и они заспорили.

Человек в ермолке стал махать руками, старик стучал кулаком по столу, потом с видимым волнением пробежал по комнате, хлопнулся на стул и резким движением сорвал с себя седую бороду и седой парик.

Человек в ермолке отступил и мотнул головой, словно его ударили в подбородок. Старик махнул рукой и, вынув платок, вытер лицо.

Теперь он уже не был стариком. Бритая большая голова его с широким лбом и срезанным затылком производила впечатление жестокости. Короткая шея, мясистые уши, квадратный подбородок усиливали это впечатление. Но вместе с этим лицо его выражало решительность.

Видимо успокоившись, он стал что-то говорить человеку в ермолке, методически хлопая широкой рукой по столу, потом быстро встал, взял со стола парик и бороду и вышел.

Человек в ермолке с задумчивым видом постоял посреди комнаты, потом взял со стола подзорную трубу и, подойдя к окошку, стал что-то искать, водя трубу во все стороны. Сивачев замер.

Вот также он подглядел покойного Хрущова, но теперь комната не была освещена, и труба стояла от окна на добрую сажень, хотя…