Приключение в ночь под Новый год - [6]

— Юлия? — проскрипел тот, что поменьше ростом, мерзким голосом, и его лицо разом постарело и задергалось. — Пожалуйста, почтеннейший, дайте мне передохнуть и будьте любезны, потрудитесь завесить зеркало.

Все это он произнес, бессильно откинувшись на подушки.

— Сударь, — сказал я, — я вижу, что имя моей навеки потерянной любимой вызывает у вас какие-то странные воспоминания и что на моих глазах резко меняются черты вашего такого приятного лица. И все же я надеюсь, что спокойно проведу эту ночь, поэтому я намерен тотчас же завесить зеркало и лечь в кровать.

Тот, что поменьше ростом, приподнялся на локте, лицо его вновь помолодело, он поглядел на меня добродушно, схватил мою руку и, слабо пожав ее, проговорил:

— Спите спокойно, сударь, я заметил, что мы с вами товарищи по несчастью.

— Неужели вы тоже?.. Юлия… Джульетта…

— Будь что будет, вы оказываете на меня подавляющее влияние, и я не в силах не открыть вам своей глубочайшей тайны… Потом можете меня презирать, ненавидеть, как вам будет угодно…

Сказав это, тот, что поменьше ростом, медленно сполз с кровати, закутался в белый широкий шлафрок, тихо, словно привидение, подошел к зеркалу и встал перед ним. Ах! В зеркальном стекле четко и явственно отражались оба подсвечника, мебель, что стояла в комнате, но того, кто стоял перед зеркалом, в нем не было. Его близко придвинутое лицо в нем не отражалось. Он обернулся ко мне с выражением глубочайшего отчаяния и стиснул мои руки.

— Теперь вам известно мое ужасное несчастье, — сказал он. — Шлемилю, этой чистой доброй душе, я, отверженный, могу только позавидовать. Он по легкомыслию продал свою тень, а вот я… Я отдал свое зеркальное отражение ей… Ей… О-о-о!

С глубокими стенаниями, прижимая пальцы к глазам, побрел тот, что поменьше ростом, к кровати и рухнул на нее. Я застыл на месте — подозрительность, презрение, страх, участие, сочувствие — сам не знаю, как назвать те чувства, которые бушевали в этот миг в моей груди. А тот, что поменьше ростом, тем временем начал так грациозно и мелодично похрапывать, что я не смог противиться гипнотическому воздействию этих звуков. Я завесил зеркало, задул свечи, кинулся на кровать и тут же погрузился в глубокий сон. Видно, уже настало утро, когда я проснулся от слабо мерцающего света. Я открыл глаза и увидел того, что поменьше ростом, — он сидел в своем белом шлафроке и с ночным колпаком на голове, повернувшись ко мне спиной, за столом и что-то усердно писал при свете обеих свечей. Он был похож на привидение, и мне стало как-то не по себе, но тут я вдруг снова погрузился в сон, и мне привиделось, что я опять у советника юстиции и сижу на кушетке рядом с Юлией. Потом мне стало казаться, что все общество, собравшееся у советника, не настоящее, а кукольное, выставленное по случаю рождественских праздников в витрине магазина Фукса, Вайде, или Шоха[16], или еще какого-нибудь, а сам советник юстиции — изящная фигурка, выточенная из марципана, с жабо из почтовой бумаги. Потом деревья и розовые кусты стали расти на глазах, а среди них стояла Юлия и протягивала мне хрустальный бокал, из-за краев которого вырывались голубые язычки пламени. Тут кто-то дернул меня за рукав, за моей спиной стоял тот, что поменьше ростом, у него было старческое лицо, и он шептал:

— Не пей, не пей — приглядись-ка к ней получше! Разве ты не видел ее уже на полотнах Брейгеля, Калло и Рембрандта? Неужто и это тебе не предостережение?

Юлия и вправду пугала меня, потому что в широкой одежде со множеством складок, пышными рукавами и старинной прической очень походила на манящих дев, окруженных всяческой адской нечистью, которых часто изображали мастера.

— Чего ты боишься? — спросила Юлия. — Ведь все равно и ты сам, и твое зеркальное отражение навсегда принадлежат мне.

Я схватил бокал, но тот, что поменьше ростом, словно белка, вскочил мне на плечи и принялся пушистым хвостом сбивать пламя с бокала, визгливо выкрикивая:

— Не пей, не пей!..

Тут все сахарные фигурки в витрине ожили, стали комично шевелить ручками и ножками, а марципановый советник юстиции засеменил мне навстречу и проскрипел тоненьким голоском:

— К чему вся эта суета, приятель? К чему вся эта суета? Вот только встали бы вы на ноги, а то, как я заметил, вы давно уже ходите по воздуху, перешагивая через стулья и столы.

Тот, что поменьше ростом, исчез, исчез и бокал, который Юлия держала в руке.

— Почему ты не осушил бокала? — спросила она. — Разве это чистое прекрасное пламя, которое вырывалось из него, не является тем поцелуем, который я тебе когда-то подарила?

Я хотел ее обнять, но между нами вдруг почему-то оказался долговязый Шлемиль.

— Вот это и есть та самая Минна, что вышла замуж за Раскала[17].

Он наступил на несколько сахарных фигурок, и они разом закряхтели… Однако они тут же стали множиться, их делалось все больше и больше, сотнями, тысячами вились они вокруг моих ног, ползли по мне уродливыми пестрыми стайками и жужжали, будто рои пчел… Марципановый советник юстиции добрался до моего галстука и стал затягивать его все туже и туже.

— Ах ты, проклятый марципановый советник юстиции! — громко крикнул я и проснулся.