Приключение рождественского пудинга - [59]

— Пока, мосье, я еще не совсем улавливаю…

— Естественно, — отрезал Фарли. — Я еще ничего и не рассказал.

Он снова наклонился вперед и резко спросил:

— Что вы знаете о снах, мосье Пуаро?

Брови маленького человечка удивленно поднялись.

Если он чего и ожидал, то уж точно не этого.

— По этому вопросу, мистер Фарли, советую вам обратиться к «Книге снов» Наполеона — или к какому-нибудь модному психологу с Харли-стрит.

— Я пробовал и то и другое, — тихо ответил Бенедикт Фарли.

Последовала пауза. Потом миллионер снова заговорил.

Сначала почти шепотом, потом все громче и громче:

— Все тот же сон — ночь за ночью. Говорю вам, я боюсь… Он всегда тот же. Я у себя в комнате — это следующая дверь по коридору. Сижу за столом и что-то пишу.

Там есть часы. Я смотрю на них и вижу, что они показывают двадцать восемь минут четвертого. Понимаете? Всегда то же самое время. И тогда, мосье Пуаро, я понимаю, что должен сделать это. Я не хочу — я боюсь Э10 делать — но я должен.

Его голос поднялся уже почти до визга.

— И что же именно вы должны сделать? — невозмутимо спросил Пуаро.

— В двадцать восемь минут четвертого, — хрипло ответил Бенедикт Фарли, — я открываю второй справа ящик моего стола, вынимаю револьвер, который лежит там, заряжаю и подхожу к окну. А затем… затем…

— Да?

— Стреляю себе в висок, — прошептал Бенедикт Фарли.

Повисла тишина.

— Это и есть ваш сон? — спросил Пуаро.

— Да.

— И он повторяется каждую ночь?

— Да.

— А что происходит после выстрела?

— Я просыпаюсь.

Пуаро медленно и задумчиво кивнул.

— Любопытства ради: вы и вправду держите револьвер в том самом ящике?

— Да.

— Зачем?

— Я привык. Всегда следует быть готовым.

— К чему?

— Человек в моем положении должен быть начеку, — раздраженно сказал Фарли. — У богатых много врагов.

Пуаро оставил эту тему. Помолчав немного, он сказал:

— И все же, почему вы послали именно за мной?

— Я скажу вам. Сначала я обратился к врачу — к трем, если уж быть точным.

— И?

— Первый сказал, что все дело в диете — этот был пожилой. Тот, что помоложе, представлял современную школу. Он уверял меня, что причина кроется в реальном событии, случившемся со мной в раннем детстве в двадцать восемь минут четвертого. И я настолько не хочу вспоминать это происшествие, что ассоциирую его с собственной смертью. Таково было его объяснение.

— А третий? — поинтересовался Пуаро, Голос Бенедикта Фарли сорвался на злобный визг:

— Молокосос! Он развил нелепейшую теорию. Утверждает, что я — да, да, я! — устал от жизни, и она так мне ненавистна, что я сплю и вижу, как бы с ней покончить.

Однако, поскольку признать это означало бы признать полное свое фиаско как личности, в момент пробуждения я отказываюсь взглянуть правде в глаза. Во сне же мое истинное «я» прорывается наружу и делает то, чего мне действительно хочется, — убить себя.

— Он считает, что в глубине души вы действительно хотите совершить самоубийство?

— Но это чушь! Чушь! — яростно выкрикнул Бенедикт Фарли. — Я абсолютно счастлив! Я получил все, что хотел, все, что можно купить за деньги. Невозможно, невероятно даже представить себе такую дикость!

Пуаро с интересом взглянул на Фарли, Что-то в его трясущихся руках и пронзительном срывающемся голосе говорило, что он протестует слишком уж яростно, словно пытаясь разубедить себя в том, в чем сам подозревает.

Однако Пуаро ограничился только деловитым вопросом:

— И зачем же вам я?

Бенедикт Фарли успокоился так же внезапно, как только что вышел из себя. Он выразительно постучал пальцем по столу.

— Есть и другая возможность. И если это так, вы должны знать. Вы знамениты, у вас были сотни случаев — самых невероятных, фантастических случаев, — и вы должны знать.

— Знать что?

Фарли снизил голос до шепота:

— Предположим, кто-то хочет меня убить… Может ли он сделать это таким способом? Может он заставить меня видеть этот сон ночь за ночью?

— Вы имеете в виду гипноз?

— Да.

Эркюль Пуаро задумался.

— Думаю, это возможно, — сказал он наконец. — Но, опять же, подобный вопрос следует задавать скорее врачу.

— В вашей практике не встречалось подобных случаев?

— Боюсь, они слишком уж отличались от вашего.

— Но вы понимаете, о чем я? Меня заставляют смотреть все тот же сон — ночь за ночью, ночь за ночью, — и однажды внушение оказывается сильнее меня — и я ему подчиняюсь. Делаю то, что мне так часто снилось: убиваю себя!

Эркюль Пуаро медленно покачал головой.

— Вы сомневаетесь, что такое возможно? — спросил Фарли.

— Возможно? — переспросил Пуаро. — Я не стал бы употреблять этого слова.

— Стало быть, вы считаете, что это невозможно? — настаивал Фарли.

— Решительно невозможно.

— Доктора говорят то же самое, — тихо пробормотал Фарли. — Но почему тогда я его вижу? Почему? Почему? — спросил он, снова переходя на крик.

Эркюль Пуаро только покачал головой.

— И вы совершенно уверены, что не сталкивались ни с чем подобным в своей практике? — снова спросил Бенедикт Фарли.

— Никогда.

— Это я и хотел узнать.

Пуаро деликатно откашлялся.

— Вы позволите мне один вопрос?

— Что такое? Что еще? Спрашивайте что хотите.

— Кого вы подозреваете в намерении убить вас?

— Никого, — выкрикнул Фарли. — В том-то и дело, что никого.