Прикид - [118]

Нет, язык мой – враг мой. Я попробовала еще раз слезливый вариант: «О, Ральф, это несчастнейший день моей жизни! Я изо всех сил старалась сохранить семью, и, знаю, ты тоже. Но наступает момент, когда человек должен признать свое поражение. Мы должны сказать друг другу „Прощай!“. Я всегда буду любить тебя, всегда буду с нежностью вспоминать о днях и годах, проведенных вместе. Но увы, самыми живучими пока что являются воспоминания о той белокурой сучке, которой ты пишешь любовные записки. И о моем любовнике, который пребывает в состоянии вечной эрекции и слизывает персиковый сок с моих грудей!»

Нет, тоже не пойдет. Возможно, мне мешают моя искренность и непосредственность, а может…

Но я так и не узнала ответа, потому как просто заснула, сидя на кухонном стуле. И разбудила меня Рейчел, ровно в восемь.

– Ты в порядке, а, мам?

Я пробормотала нечто невнятное, затем, терзаемая чувством вины, принялась готовить дочери завтрак, который та приняла неохотно. А потом крепко стиснула ее в объятиях, что она также восприняла неохотно.

– Ты уверена, что ты в порядке, мам?

Тут на улице послышался гудок автомобиля. Рейчел схватила рюкзачок, запихнула в него школьные принадлежности и пулей вылетела из двери со словами:

– До свидания, милое создание!

В доме настала тишина. Я сварила себе еще кофе и принялась ждать, когда проснется Ральф. Мне страшно хотелось принять ванну. Останавливала мысль о том, что Ральф, сжимая в руке записку к Хизер Кларидж, может ворваться туда и застать меня голой в мыльной пене.

Мне хотелось одеться, но мысль быть застигнутой в одних лифчике и трусиках тоже останавливала… Самый неподходящий вид для признания в адюльтере. А потому, набравшись терпения, я сидела на кухне и ждала. Я решила, что просто должна пройти через все это. Что если пройду, то выживу. Доживу до того дня, когда приедет Джош. А он должен приехать через три дня, и тогда мы сразу начнем строить новую жизнь. О Господи, как же я по нему соскучилась! Ожидание казалось просто невыносимым. Проснись же, Ральф, ради Бога, проснись!

Он вошел в кухню, как входят хорошие актеры – на нужной реплике. Как раз в тот момент, когда вдруг зазвонил телефон. Я схватила трубку и рявкнула в нее: «Да!» Это была Кэролайн, которая разразилась целым потоком слов:

– Послушай меня, Анжела. – Я пыталась заявить, что не желаю слушать, но ее, что называется, уже несло: – Я должна рассказать тебе, должна, иначе просто рехнусь! – продолжала она. – Ты просто не поверишь, Анжела! Если ты настоящий мне друг, то просто не поверишь! Хуже ничего еще в моей жизни не случалось! Никогда! – Тут настала короткая пауза, и я услышала, как Кэролайн глубоко затянулась сигаретой. – Вчера решила посидеть подольше, добить наконец эту программу по Патрику. Подумала: пора бы наконец узнать, кто для него идеальная женщина. И что, как ты думаешь, выдал Купидон? Попробуй догадайся! Ну давай, попробуй, скажи!.. Ну ладно, так и быть, сама скажу, но ты просто не поверишь! О Господи, какой же стыд и позор! Отвратительно! Так вот… Это я!

Я понимала, что смеяться не должна, но не сдержалась. И в ответ услышала клятвы Кэролайн, что она никогда ни за что не будет больше со мной разговаривать. Как можно быть столь бессердечной? Такой тупой, глупой коровой? Ведь именно мне принадлежит совершенно идиотская идея установить эту гребаную машину! И в ответ – даже ни тени сострадания. Неужели я не понимаю, что разрушила всю ее жизнь?..

После всего этого я услышала щелчок. Кэролайн бросила трубку. Я стояла и почти рыдала от смеха. Все вокруг казалось нереальным. Бред какой-то! Я стою на кухне, невыспавшаяся, неумытая и неодетая, в одном халате. А рядом стоит Ральф – босой, с полотенцем, обернутым вокруг бедер, и сжимает в руке записку к Хизер Кларидж. Вот он, наш момент истины! Момент, когда гладиаторы должны вступить в схватку. Финал наших отношений, конец нашему браку. А чем я занимаюсь? Хохочу до слез. О, да благослови тебя Бог, Кэролайн! Ты заслужила самый большой в мире стакан водки с тоником, путь даже и решила не разговаривать со мной до конца своих дней!

Мы с Ральфом глядели друг на друга. И чем дольше ничего не говорили, тем понятнее становилось, что и говорить-то, пожалуй, не о чем. Телефонный звонок Кэролайн выбил меня из колеи. Снял необходимость объяснений, взаимных упреков и разоблачений. Я знала, и Ральф знал… Все равно что оказаться вдруг выброшенной на пустынный берег моря, без долгого путешествия, без шторма и кораблекрушения.

– Ты ее любишь? – с трудом выдавила я наконец.

Сперва Ральф удивился. Потом улыбнулся. Когда он улыбался, то становился просто неотразимым! Эдаким самоуверенным и ослепительным красавцем, как в тот день, когда вошел в бутик в Челси и увидел меня. До того, как я его обчихала, до того, как он пригласил меня пообедать, до того, как я поняла, что свяжу свою жизнь с этим мужчиной. Это длилось всего лишь несколько секунд. В точности то же выражение на лице, только само лицо постарело. И этот взгляд предназначался уже не мне.

– Да! – ответил он. – Люблю.

Я испытала такое облегчение, что сперва даже почувствовала себя виноватой. Затем подумала: а что бы ты, интересно, делала, если бы он ответил «нет»?