Приказано - спасти... - [64]

Пять человек лежали на сырой земле, не чувствуя холода. Пятеро застыли напротив. Фира, с сухими глазами, но, тем не менее, судорожно кусающая губы. Капитан Маслеников, который прижимает к себе девушку и не находит слов, чтобы что-то сказать, как-то успокоить. Андрей Шилин, комкающий в грязных руках танкошлем. Анастасия Ивановна, что беззвучно рыдает, содрогаясь всем телом. И сам Семен.

Голова по прежнему, немного кружилась, но стычка с артиллеристом помогла организму мобилизовать какие-то последние запасы энергии, и теперь Семен мог воспринимать окружающее вполне нормально. Видя боковым зрением борта прицепа, светящиеся белыми сколами от пулевых попаданий, старый солдат понимал, что пятеро погибших - это была очень небольшая цена, которую пришлось заплатить за пересечение дороги. Но почему же, так щемит сердце? Может, это болит душа молодого Семки, который еще не прожил четыре года среди смерти и боли?

Или, все же, это болит сердце Лексеича, который прожил больше чем полвека после окончания войны, но так и не смог забыть: что это такое - смерть товарищей?

Да, там, в том будущем, откуда Семен пришел сюда несколько дней назад, он был стар. И ждать смерти ему оставалось уже совсем недолго. Лексеич понимал это и давно смирился с неизбежным. А потом он получил второй шанс. И решил исправить, то что вю жизнь не давало покоя.

И вот, теперь, он понимал, как наивен он был в своих предположениях. С молодым телом, с памятью и опытом старого фронтовика, казалось, он сможет преодолеть все препятствия на пути к линии фронта. Что греха таить, полученную вторую молодость Лексеич посчитал за предоставленную короткую отсрочку от смерти, что должна была прийти за ним там, в оставленном времени. Потому и пер напролом, не жалея себя и других. Пытаясь успеть выполнить свою задачу, пока неподвижно застыли песчинки в часах его Судьбы.

Но какой толк, в том, что ты сделал все что мог и даже больше, если тоска по погибшему товарищу сжимает грудь и не дает биться сердцу?

Осторожное покашливание отвлекло Семена от тяжелых мыслей. Обернувшись, он увидел невысокого мужика в запачканной песком шинели. Тот, стараясь не встречаться с Чекуновым взглядом, пробормотал, что могила готова, и можно укладывать погибших.

Чекунов кивнул, и повернулся к своим товарищам. И живым и мертвым. Следовало торопиться. Ведь приказа - спасти - никто не отменял...

Невысокий холмик земли вырос на краю поляны. Уже все отошли от свежей могилы, и молча стояли, глядя, как Семен все еще возится, подравнивая и приглаживая песчаную насыпь. Стоя на коленях, он пехотной лопаткой выравнивал землю, стараясь сделать могильный холм акуратнее и ровнее, как если бы это что-то могло значить для тех пятерых, что остались лежать, там, внизу. Умом он понимал, что это уже ничего не значит, ничего не меняет, но остановится немог. Сознание Лексеича говорило: всякая работа должна быть сделана хорошо. И Чекунов продолжал убирать с поверхности насыпи, какие то, видимые только ему неровности.

Наконец он счел, что все сделано хорошо, поднялся с коленей и шагнул назад. Андрей принес и воткнул в изголовье колышек с прибитой дощечкой, на которой неровным почерком были выведены пять фамилий.

Карандашные буквы были плохо различимы на поверхности грубо оструганной деревяшки, но Семену они показались выбитыми золотом на поверхности гранитной плиты. Такая была поставлена в сквере районного центра, еще тогда, когда праздновали тридцатилетие Победы. Правда, последний раз, когда Лексеич был в райцентре, буквы уже не сияли позолотой. Да и гранитная плита обзавелась несколькими выбоинами, а возле корзин с искуственными цветами, блестели осколки разбитой бутылки.

Но так же как тогда, на открытии памятника, Чекунов перечитывал про себя фамилии, бесшумно шевеля губами. Дочитав последнюю строчку, он надел на голову пилотку, которую до этого держал в руке, и вопросительно взглянул на Масленикова. Правильно поняв его взгляд, капитан расправил плечи и негромко скомандовал: "Становись".

Семен первым шагнул вперед, заняв место правофлангового. Рядом встал Андрей. С вызовом глянув на капитана, третьей встала Фира, потянув за собой Анастасию Ивановну. И хотя, были на поляне и более высокие бойцы, но никто не пытался оспорить у этой четверки права стоять на правом фланге. Молча, остальные постоились в шеренгу, продолжив строй.

Маслеников обвел слезящимися глазами неровную линию. Обтрепанные, в грязных шинелях, бойцы смотрели на него, ожидая какого-то решения. Но какого? Собственно, все было ясно и так - нужно идти к фронту. Ремонтировать тягач и двигаться дальше. Нет другого выхода, только вперед. Вместе с ранеными... Капитан еще раз глянул на своих, (теперь - своих!) подчиненных и скомандовал:

- Проверить оружие и снаряжение, отремонтировать тягач и подготовить его к маршу. Перевязать раненых. Накормить людей, тем, что есть. Быть готовыми к началу движения через два часа.

Подумал, и добавил:

- Своим заместителем назначаю красноармейца Чекунова. Разойдись!

Семен подошел к тягачу. Возле катков лежали кувалда, выколотка и другой нехитрый инструмент. Тут же валялись половинки сломанного пальца и трак с разорванной проушиной. Требовалось поставить запасной трак, содинить концы ленты и натянуть гусеницу. Тоже, уметь надо, кстати. Слабо натянешь - слетит, туго натянешь - может и лопнуть. Чекунов хотел было подобрать выколотку, но его остановил капитан Маслеников: