Приказано - спасти... - [35]

Семен застывает, глядя на тусклое свечение приборной панели:

- Нет! Может быть, сначала мне и было все равно, кому помогать. Но теперь я отвечаю за их жизни.

- Да? - в голосе Женьки прорезается удивление. - А ты не думал, что может быть вот так?

В глаза Семена щедро плещет свет пламени. Впрочем, огненные языки тут же сникают, превращаясь в черный дым, грязными струями истекающий от обгорелой резины на катках "Комсомольца". Машина завалилась в кювет, размотав на дороге ленту перебитой гусеницы. Люки тягача закрыты, беспомощно торчит из шаровой установки задранный вверх ствол пулемета. За машиной виден и прицеп: рваными клочьями обвис брезентовый тент, на крашеных досках бортов белеют отщепы и сколы пулевых попаданий. От спущенных покрышек тянется глубокая борозда в укатанном грейдере, образовавшаяся, когда тягач из последних сил волок свой груз. А самое страшное, что возле колес, грудой брошенного тряпья скорчилась чья-то маленькая фигурка. Возле вытянутой вперед, почти детской ладошки, черной кляксой лежит пистолет. И ветер шевелит каштановые пряди волос, закрывающие лицо. Еще дальше на дороге валяется растоптанная сапогами командирская фуражка с зеленым околышем...

Чекунов закрывает глаза, но картинка не меняется. А в уши бьется тихий голос:

- Почему ты решил, что лучше знаешь, как им жить? Или умереть... Ведь, возможно, им удалось пережить плен и спастись? А вот ты в таком варианте, можешь и не дожить до Победы.

Семен до рези в глазах сжимает веки... И чадное пламя горящей резины сменяется успокаивающим огоньком подсветки приборов. Подрагивает в такт работающему двигателю рычаг переключения передач.

Чекунов смотрит на свои руки, лежащие на баранке руля. Кожа на глазах дрябнет, покрывается старческими веснушками, желтеют табачным налетом ногти и вот уже Лексеич видит свои собственные, сморщенные от многолетней работы, ладони. Усталость прожитой жизни неимоверной тяжестью наваливается на плечи старика. Голос пассажира ЗиСа немного меняется в тональности, наполняется болью и сожалением:

- Ты слишком стар, чтобы что-то изменить в чужой жизни, а свою... Свою жизнь тебе менять уже поздно.

Слова бьют больно, в них есть какая-то доля истины. Но уже разгорается внутри ярость: "Так что теперь - опустить руки и сдаться? Нет, старый конь - борозды не испортит. Правда, говорят, что и глубоко не вспашет. А вот это мы еще посмотрим!"

И Лексеич упрямо подымает голову:

- Да, я уже стар. Но это значит, что жизнь для себя я уже прожил. А эту, я могу потратить на других. Разве не так, Женька?

И уже свободно поворачивается лицом к мальчишке в солдатской гимнастерке, что сидит, рядом с ним, в тесной кабине "трехтонки"...

Проснулся Семен от холода. В костре дотлевали несколько головешек подернутых налетом сизого пепла. Андрея, же, поблизости не наблюдалось. Однако не успел Семен встревожиться этим фактом, как Шилин объявился сам. Он вылез из кустов с большой охапкой сухих сучьев. Бросив ворох возле костра, Андрей принялся раздувать огонь. От его усилий полетела пыль, и заклубился едкий дым. Закашлявшись, Чекунов быстро откатился от костра. Протирая слезящиеся глаза, попытался вдохнуть утренний воздух. А уж когда наконец вдохнул, то разразился вдохновенной тирадой:

- Андрюха, так твою и не так, чего ты творишь изверг?! Это ж надо так надымить! Щаз вся немецкая авиация на огонек соберется!

- А ты сам попробуй - огрызнулся Шилин, отряхиваясь от золы. - И так уже зуб на зуб не попадает.

- Ничего - посулил Семен - прилетят "лаптежники", они тебя согреют!

Андрей опасливо глянул в утреннее небо:

- Не каркай. Накличешь еще.

- Что, приходилось уже встречаться?

Андрей только дернул головой.

Утро в лесу, сколько поэтов и художников посвятили этому моменту свое вдохновение. Эстеты, мать иху не так...

Разок бы сами пособирали сырые дрова в лесу, когда с каждой ветки роса за шиворот льется - всю бы романтику быстро позабыли. Это им не в тепле картинки малевать и стишки кропать. Ворча, таким образом, себе под нос Семен выполнял тот объем работ, который необходим, чтобы обеспечить отряд горячей пищей и теплом. Даже вскипятить на костре ведро воды нужно уметь, иначе можно просто впустую перевести дрова и время.

Пока мелко наколотые чурочки разгорались под закопченной посудиной, Семен еще раз сходил за водой к недалекому болотцу и придвинул второе ведро поближе к огню, чтобы вода успела хоть немного согреться. Городские жители, проживающие в квартирах с центральным отоплением, и не представляют, сколько времени уходит у человека в лесу на создание хотя бы минимального комфорта. А если еще нужно чтобы этого комфорта хватило на почти два десятка человек...

Андрей уже улегся на лапнике у костра, пытаясь добрать то, что не успел ночью. Сначала Чекунов хотел поднять его и заставить заниматься каким-либо полезным делом, но потом передумал: "Пусть поспит еще, его дело молодое. Ведь все остальные еще тоже спят. Пока проснутся, как раз вода закипит. А уж я по-стариковски пока погреюсь у костра". Вот произнес мысленно эти слова, и самому смешно стало. Какой же он теперь старик? Так посмотреть, Шилин ведь постарше его будет. А вот все равно привычки никуда не делись.