Прииск в тайге - [4]

В то лето Тихон работал у Макара Савушкина. Делянка Савушкина протянулась рядом с делянкой Фоминых, и соседи нередко спорили: то одни в чужую землю врежутся, то другие. Старики ругаются, а Тихон и рад, стоит в сторонке, сверкает черными глазами и подзадоривает:

— Не позволяй обижать себя, Макар Силыч, не спускай.

Как-то у Макара потерялись кони, а старику спешно потребовалось ехать. Савушкин послал Тихона искать лошадей. Парень походил по лесу, обобрал куст малины и завалился под тем же кустом спать. Только задремал — услышал, идет кто-то. Не поднимаясь, Тихон приоткрыл глаза. Напевая песню, Анюта собирала ягоды. Парень вскочил — и к ней.

— Ты откуда взялась, Нютка?

От неожиданности девушка чуть не рассыпала ягоды, но быстро овладела собой и бойко ответила:

— А тебе что за дело? Иди своей дорогой.

— Да ты постой, не сердись. Может, дорога-то у нас одна.

— Еще чего выдумал.

Анюта повернулась и быстро пошла. В два прыжка Тихон догнал ее, пошел рядом, заглядывая в лицо.

— Куда торопишься? Посидим на травке рядком, поговорим ладком.

Девушка нахмурилась. Тихон схватил ее за плечи, пригнул к земле. Анюта ударила обидчика по лицу.

— А, ты вот как! — зашипел Селиверстов, округляя злые глаза.

Рядом затрещали сучья. Тихон оглянулся — передним хозяин.

— Так-то ты коней ищешь, — усмехнулся Макар Савушкин. — Я жду-пожду, а он, гляди-кось чего, с девкой шуры-муры завел. Не знал я, Нютка, что ты на такие дела горазда. Ужо скажу отцу-то.

На глазах девушки навернулись слезы. Низко опустив голову, она пошла прочь. Взбешенный парень хмуро смотрел на хозяина. Поблизости звякнуло ботало. Оба бросились туда — лошади. Макар сел на гнедую, серую оставил работнику и поехал на стан.

Вечером Тихон пришел к Фоминым. Увидев его, Анюта встала и ушла в балаган. Ее брат встретил Селиверстова неприветливо:

— Лошадь ищу, — сказал Тихон, садясь у костра. — Не видал, часом? Гнедая. Грива стрижена.

— На той лошади Макар Силыч еще в полдень проехал, — сухо ответил Иван и подбросил в костер смолистых веток. Ярко взвилось веселое пламя, золотыми пчелами закружили искры. — Еще кто-то идет, — добавил он, вглядываясь в густую темноту, откуда послышались шаги. — Да это Никита!

Плетнев поздоровался, мельком взглянул на Тихона и встретил ответный косой взгляд. С того вечера Плетнев и Селиверстов не раз встречались у балагана Фоминых, хмурились, молчали.

В Зареченске Никита тоже часто заходил к Фоминым. Родители Анюты принимали его ласково, им нравился парень, к тому же племянник Ваганова, а Рябой теперь вышел в люди. Догадывались, что Плетнев ходит не к одному Ивану, но виду не подавали.

Однажды вечером, когда Никита вышел из дома Фоминых, от забора метнулась навстречу темная фигура — Тихон. Лицо злое, парень под хмелем.

— Ты зачем к Фоминым зачастил?

— А тебе что за дело?

— К Нютке подкатываешься? А вот это видел? — Тихон поднес к самому носу Плетнева кулак.

— Чуешь, чем пахнет?

— Кулаки и у меня есть. Не стращай.

— Вот я тебе покажу, как за чужими девчатами бегать.

Тихон размахнулся, но Плетнев опередил его. Сбитый с ног Селиверстов покатился в канаву.

— В другой раз не будешь кулаками размахивать, — сказал Никита и пошел, не оглядываясь. Вслед ему неслись брань и угрозы пьяного Тихона.

…Вспомнив все это, Никита опять подумал: «Может, сказать про Анюту?»

— Чего молчишь, племянничек? — настойчиво повторил Степан. — Предо мной не таись. Не приглядел ли какую девушку?

«Была — не была, надо сказать». А язык не поворачивается, словно пудовая гиря к нему подвешена.

— Э, да чего тут! По глазам вижу — приглядел. Кто такая?

— Анюта… Фоминых дочь.

— Чего же молчал, чудак этакий! Аннушка на моих глазах выросла. Дурного про нее не могу сказать. — Степан рассмеялся и опять хлопнул племянника по широкой спине. — Ах ты, тихоня! Как же я раньше-то не смекнул… Давно ведь к ним бегаешь.

В тот же день, как стало смеркаться, Вагановы принарядились и отправились к Фоминым. Вернулись поздно. Степан Дорофеич был под хмелем.

— Все, Никита! — объявил дядя, останавливаясь в проеме двери и пошатываясь. — Высватали тебе Аннушку.

От венца новобрачные с гостями отправились в новый плетневский дом. Кошевки шумно катили по Зареченску, позванивая колокольцами. Горячие кони разбрасывали копытами сверкающий на солнце снег, храпели, изогнув украшенные лентами шеи.

…Теплая вначале зима обернулась лютыми морозами. В полях загуляли вьюги. По тайге метался ветер, валил и калечил деревья. Потом начались снегопады, и сразу потеплело.

Зареченский прииск утонул в снегу. Из-за морозов «Компания» сократила работы. Управляющий рассчитал половину старателей, а оставшимся урезал плату. Зареченцы заволновались. У приисковой конторы каждый день собирался народ. Старатели перебрасывались редкими словами, дымили цигарками, ждут управляющего: может, пожалеет их, отменит распоряжение. Но Евграф Емельянович не показывался. Его в Зареченске нет. Сартакова вызвал в Златогорск хозяин прииска Атясов.

Людей возле конторы все больше, все громче ропот.

— Подавай Сартакова! — наступая на штейгера Виткевича, кричал Иван Погорелов, многосемейный мужик, рассчитанный одним из первых. — Куда его подевал?