Приходите в мой дом. Разговоры по душам о России, о вере, о любви. Золотые хиты - [61]

Нет названия мне и имени.

И поскольку всего лишь долька

Миллиардная я — и только,

Ты про меня позабудь.

Про кириллицу, вязь,

Про связь

Рифмы и души,

Про суть слов —

Пусть они умирают в тиши,

Как рыба в сети стихов.

Забывать, сжигать

Да закапывать

Останки всего

Пропащего Благоразумно.

И неумно

Хранить в памяти и в душе

То, что отжило уже.

А стихи да слова — тоже всего лишь обманка.

Дешевая картонка-дурилка.

И как ни жалко,

Все новое становится старым,

Да в дым и в глину уходит —

Подмечено тонко в Библии.

И только там душа находит

Ключ к небесным словам.

Но бликующую пустоту да словесный хлам

Увидит там Хам.

Не чувствуя чистоту Создателя,

Любящего

И зовущего,

Покаяния ждущего.

А кто остается для совести глух —

Тому не нужен Отец, Сын и Дух —

Не он ли есть образ предателя?

И потому,

Он Богу не очень послушен.

Как говорится: ни сердцу, ни уму —

Не ведает, кому служит.

Не знает, где сесть —

Вокруг добра и зла мухою кружит,

Никак не поймет,

Где Вано, а где мед,

Что схватит — то и жует.

Набьет живот,

А о душе

Не тужит уже.

А я, наоборот,

Размышляю о слове не в меру витиевато.

А как надо —

Не знаю. Как умею,

Так выдаю

Скользящую рифму свою,

В семь колец свитую, как змею,

Умудренную опытом,

Битую копытом Бесовским,

И, наконец, по понятиям мирским,

Забытую всем скопом людским.

Адресую избранным, любимым, дорогим

Строки свои

С размышлениями о жизни, о Боге.

Они порой жёстки, да не глубоки,

Как дни мои.

И никому я истин не открою новых:

За спиной сорок восемь апрелей,

Из них я, как Марк Аврелий,

Наедине с собой записывал тридцать неполных.

Но выхлоп — полупустой.

И хочется извиниться

За стиль юродивый свой, Д

а повиниться перед толпой

И просить нижайше

Лишь о душе моей помолиться

В храме ближайшем

За здоровье, коль буду живой,

А коль не — за упокой.

* * *

По расписанию я жил очень мало:

Школе я был не мил, достала

Армия, и я устало

Перевалил в поле зрения Музы.

Вузы

Были — не счесть им числа.

Кроме ГИТИСа,

Стремился к знанию сам,

Да заочно

Росла моя самообразованность радостно.

Но данность моя, сущность, как кость в горле закономерности,

Мешала целостности общества.

Но, определенно, все ценности естества

Я принимал душой.

А вот строй любой — порядок ли мировой,

С Золотой ли звездой, пяти ли, шестиконечной —

Я осенял крестом

Да с молитвой сердечной

Занимался легким трудом:

Писал, рисовал, читал,

По молодости рыбу ловил,

Крал да продавал

И был всегда потерянным для любой среды,

И ангельской, и бесовской.

Болтался между красной и голубой

И тихо

Лелеял надежду

Душу свою спасти

Ценою любой.

И годам к тридцати шести

Остепенился,

Утвердился в концепции главной,

Вернее-одной:

С верою православной,

Той, что держит доныне

Меня на земле этой грешной,

В трясине страстей мирских,

Во тьме грехов кромешной,

Плохих новостей,

Плотских поступков мерзких,

Аномальных людей,

Непутевых стихов,

Жить без которых нельзя.

И по жизни скользя,

Упираясь в экран, как баран,

Удивляясь цинизму и пошлости,

Выпивая подряд две по сто стопки

Улетая в миры иной плотности

В среду антиангелов,

Телом всем приобщаясь к обманчивой беззаботности,

Забывая, конечно, про душу

Забивая, как Ной в ковчеге, на проклятую сушу,

Накатывая одну за другой,

Не узнаешь себя в человеке с дурной башкой,

В амальгаме кривой, и волна за волной

Угрызения совести накрывают сознание с головой,

Хватая, как рыба, ртом остатки былой благодати.

И, кстати, если остаешься живой,

Спасаешься водицей святой.

А если полу… не нарушая традиций,

Не скажу крамолу — оттягиваешься пивком,

А потом уж водочкой ледяной.

Все это — микро-запой.

Но когда любой раствор спиртовой,

Проникая по утру, как вор,

Через все «не могу», через пляшущий забор зубов

В утробу через дерганую губу,

Выносит печени приговор,

Вот тогда это точно — беда.

Это путь безвозвратный вниз,

Можно ставить диагноз: «алкоголизм»,

И забыть уже о душе навсегда.

Вот этого я и боюсь

Эта стадия где-то рядом

Возле меня,

Об ее края я кормою бьюсь,

Ощущаю душой, ловлю взглядом

И всем сердцем молюсь:

Господи, Боже мой, Прости и спаси,

И пронеси чашу сию.

На краю пропасти я стою,

Я слаб — посмотри, сколько лап тянут бесы к душе моей!

Господи, помоги ей,

Она по праву должна быть твоей.

Прости, Господи, каюсь,

Надеюсь и верю:

Не отдай душу Зверю!

Тяжек путь без тебя,

Бес рядом,

Побудь со мной, и любя,

Утешь своим взглядом.

Грехи мои страшные

Да стихи, от слез влажные,

Прости, и душу мою,

Я прошу и молю, спаси.

* * *

Планету всю опутал этот Спрут,

Му friend. Повсюду он — и там и тут.

Весь мир одет, обут

В великий и ужасный chino-бренд,

И в принципе, уже капут, my friend.

Да, чайники отважны и хитры.

Пред ними открываются миры

Мятежные.

Они окрылены,

И тень большой волны войны

Вплотную подступает к нам,

В просторы наши снежные,

Вплывает в даль пустую, по домам скользя,

Вселяясь в комнаты.

Да не волнуйся только ты

И, friend мой, не серчай

И сердце успокой. То — шутка.

Стихами я балуюсь,

Над хитрой рифмой бьюсь сквозной

И пью китайский чай,

Бодрюсь,

С бессонницей борюсь,

Сочувствую отчасти

Далай-ламе

И, милый мой, над чайноманией смеюсь

И рассмешить весь мир боюсь.

Но глянь-ка на штрих-код,

Узри проблему шире изнутри —

Игрушки и поделки в этом мире:

Все made in CHINA. Все!

Не верь сотрудникам ПАССЕ,

И ВВП вообще не верь.

Да ты в себя приди, закрой скорее дверь