Приговорённый умирает в пять - [11]

— Если я не ошибаюсь, мэтр Лежанвье?

В двух шагах от него возник Лазарь: руки в карманах расстегнутого пальто, в зубах сигарета, подсвечивающая его улыбающуюся физиономию. Должно быть, он вышел из такси не доезжая отеля или же вообще предпочел пройтись пешком по набережным, строя планы на будущее (как на его месте и в его возрасте поступил бы Лежанвье).

— Вы ждали меня, дорогой мэтр?

Адвокат наклонил голову.

— Хотите сообщить что-нибудь срочное?

Лежанвье наконец-то отдышался.

— Откуда вы возвращаетесь? Вы провели все это время с моей дочерью?

— Попали в точку.

— Куда вы ее водили?

— Танцевать.

— И вчера тоже?

— И вчера тоже. И в то же место.

— Скажите, вы… э-э… привязаны к Жоэлле?

Уже в двадцать и еще в тридцать лет Лежанвье, отвергая очевидное, вот так же расспрашивал украдкой вылезавших из такси молодых женщин, усталых и взмокших, об их глубоких чувствах. В смутной надежде на чудо.

— Вернее будет сказать, что это Жоэлла привязана ко мне. И все благодаря вам.

Разговор у подъезда отеля в конце концов вывел старика портье из полузабытья. Он прошаркал ко входной двери, окинул взглядом улицу.

— Нас слушают, дорогой мэтр! — заметил Лазарь. — Вдобавок уже поздно. Госпожа Лежанвье, насколько я могу судить, сейчас должна тревожиться из-за вашего отсутствия. На вашем месте я бы кратчайшей дорогой двинул к дому. — Он выплюнул окурок и раздавил его каблуком. — Сам не пойму, отчего я испытываю потребность вам излиться, но вы мне очень нравитесь, дорогой мэтр! Надеюсь вскоре на законном основании назвать вас папой.

— Негодяй! — пробормотал Лежанвье, сознавая, что он бессилен. И повторяется.

Он бесшумно толкнул дверь в спальню. Диана не спала.

— Жоэлла вернулась?

— Да, — ответила Диана. — И устроила мне сцену.

— Она устроила вам сцену?

— По ее словам, я шпионю за ней, настраиваю вас против нее… Я приготовила вам пижаму, дорогой, вот она. И налила немного виски… Вы видели этого человека?

— Да.

— Что он вам сказал?

— Он собирается стать моим зятем.

— Что?!

— Он собирается стать моим зятем.

— И вы это так оставите? — недоверчиво спросила Диана, чье лицо было сейчас таким же белым, как батистовая ночная сорочка, приоткрывающая ее округлые плечи. — Вы, Лежанвье, великий Лежанвье, допустите, чтобы какой-то ферт..?

Лежанвье отшвырнул свои замшевые перчатки, снял пиджак, сорвал с рубашки промокший воротничок и принялся расстегивать брюки. Обычно он раздевался в прилегающей к спальне туалетной комнате, но сегодня…

— Нет. — Адвокат тряхнул своей тяжелой головой. — Завтра же утром звоню в «Вязы». Мы проведем там неделю, две — сколько понадобится. Если этого окажется недостаточно, чтобы Жоэлла образумилась, оттуда я отправлю ее во Флоренцию, в Рим, в Порто-Фино — ей там нравилось…

Лицо Дианы прояснилось, и она, притянув мужа к себе, поцеловала его в кончик носа.

— Дорогой, наконец-то я узнаю вас! А ведь одно время я боялась, как бы вас не обвели вокруг пальца…

Лежанвье усмехнулся. Это выражение ему кое-что напомнило.

— Тсс! Клиент всегда прав, но у бывшего Клиента уже нет на меня никаких прав.

Каламбур вышел не слишком удачным — он сразу понял это.

Даже Билли Гамбург — и тот нашел бы более меткое словцо.

Но Билли еще не стукнуло пятидесяти и ему не предстояло в следующие минуты воздавать должное женщине на пятнадцать лет моложе себя.

У Билли не было дочери, а следовательно, и проблем.

Билли нимало не заботило то, что должна восторжествовать справедливость.

— Дорогой! — разочарованно простонала Диана. — Вы же думали совсем о другом…

V

Лежанвье любил наезжать в свою виллу «Вязы», где он рано ложился спать и завтракал в столовой, обшитой дубовой панелью и вкусно пахнувшей воском, откуда через стеклянные двери была видна зеленая Шеврезская долина и где напротив него сидела совсем другая, домашняя Диана — толком не проснувшаяся, утомленная и размякшая, с вылезшей наружу кружевной оборкой.

— Нам надо бы почаще бывать здесь, — расслабленно вздохнул он. — Слышите, как воркуют голуби?

— По-моему, это цесарка… Еще чашечку кофе, дорогой мэтр?

— Охотно.

Само собой разумеется, бескофеинового, который он пил без всякого удовольствия, принюхиваясь к аромату, шедшему из чашки Дианы.

Диане не пришлось звонить в колокольчик, вызывая Сабину. Старая служанка сама постучала в дверь:

— Прошу прощения, там один месье спрашивает месье.

— Кто такой? — проворчал Лежанвье.

— Он не назвался. Говорит, что он лучший друг месье.

Лежанвье уже догадался, кто это.

— Может, нам следовало перебраться на другой континент? — вздохнул он, в сердцах бросив на стол салфетку.

Диана тоже поняла, но досады не выказала.

— Гостевая комната готова, — только и сказала она. — И не пытайтесь выставить его за дверь — влезет в окно.

У Лазаря был теперь собственный автомобиль, «кадиллак» пяти лет от роду, выглядевший, впрочем, куда моложе. Чересчур широкий для узкой дороги, ведущей к вилле, он содрал ярко-красным крылом листву с последнего куста шиповника.

Из дверцы Лазарь дружески помахал рукой:

— Хелло, дорогой мэтр! Париж запросто может убить, если изредка не дышать кислородом. Я привез ваших добрых друзей, которые уговорили меня принять ваше сердечное приглашение. Они утверждают, будто «Вязы» способны дать приют целому полку. Угадайте, кто это?