Приговоренный к призме - [44]

Он попытался заснуть, но не смог и его терпение было вознаграждено на следующее утро, когда сначала ноги и затем ротовые части Эже начали шевелиться. Чтобы его другу не пришлось делать значительный прыжок с земли на плечо, Эван придвинулся как можно ближе к вялой силикатной фигуре.

Усики распрямились и вытянулись по направлению к его — голове. На полпути внутрь нее был приступ острой боли, но Эван заскрежетал зубами и удержал голову в одном положении. Мгновением позже включение снова было полным.

— Я причинил тебе боль, — это были первые слова Эже с прошлой ночи.

— Все в порядке, это ничего. — Эван проигнорировал несколько капель крови, которые пролились из его уха.

— Что случилось? Когда мы не убежали вовремя, я подумал, что все пропало. Свет баска проникает даже сквозь плотные колпаки. — Он подмигнул со значением. — Я не ожидал, что сознание вернется ко мне.

— Его свет не повлиял на меня таким же образом, — объяснил Эван. — Он ослепил меня на мгновение, но паралича не было. Он как раз собирался пообедать тобой, когда я выхватил тебя и ушел в лес. Мне не пришлось двигаться очень быстро.

— Баск не полагается на скорость.

— Удобно. Не волнуйся. Он находится далеко позади нас теперь.

— Да, легко убежать от баска. Опасность состоит в том, он увидит тебя прежде, чем ты увидишь его. Я обязан тебе жизнью. Если бы не ты, я был бы уже порошком.

Шумное выражение признательности Эже не смущало Эвана. Он вполне наслаждался такими овациями, исходили ли они от коллег или от чуждой силикатной формы жизни.

— Ты много сделал для меня. Я просто рад, что оказался отплатить за любезность.

— Прекрасно иметь способность не чувствовать влияния света баска. Она отчасти компенсирует слабость твоего тела. Если ты извинишь меня, я должен сейчас…

— Я знаю. — Эван улыбнулся. Он быстро сделал себе завтрак, пока Эже лежал на солнце, перезаряжая свою сильно истощенную систему. Причина необъяснимого истощения его друга прошлой ночью была вынесена на обсуждение, когда Эван упомянул о вопросе сна. Оказалось, что Эже не

«спал» в том же самом смысле, что и человек. Его состояние более походило на зимнюю спячку. Когда запас солнечной энергии истощался, такая дневная форма жизни, как Эже постепенно прекращала работу всех внутренних систем, кроме тех, которые требовались, чтобы поддерживать память и другие функции мозга. В таком состоянии он был во власти ночных органосиликатных хищников и животных, питавшихся падалью, которые вместо солнца полагались на круглосуточную выработку химической энергии. Неудивительно, что Эже потратил порядочно времени, чтобы закрыться в пещере, которую он разделил с Эваном.

Эван не стал объяснять, что он был в состоянии, как любой баск, функционировать непрерывно в течение долгой призмической ночи. Пусть Эже предполагает, что может, о привычке своего высокого товарища спать по ночам. Несмотря на все, что чужак сделал для него, Эван все еще не мог заставить себя доверять ему полностью. Без сомнения, он был несправедлив к

Эже, но когда само выживание человека находится под угрозой, не время строить предположения об истинных побуждениях инопланетян. Поэтому один маленький секрет он держал пока про себя.

Ничего больше не выпрыгивало на них, чтобы прервать их поход, и на следующий день они достигли Ассоциативы Эже. Это было не совсем то, что представлял себе Эван. Он предполагал, что Эже и его друзья жили в большой пещере, или за какой-то грубой каменной оградой, или в общинной хижине.

Он, конечно, не ожидал, что они обитают в соборе.

Еще менее, что в естественном соборе.

— Неужели это то, о чем ты говорил?

В голосе Эже звучало искреннее удовольствие:

— Мы — Дома. Это — Ассоциатива.

Эван протянул руку и сдвинул назад свои очки. Он хотел ясно и четко разглядеть это чудо, даже если от этого у него будут слезиться глаза.

Кто-то взял тысячу радуг, заморозил их все и бросил в чашку, наполненную тысячей галлонов прозрачного лака. Гладкие изгибающиеся стены завершались хитроумными завитушками и шпилями, столь же острыми, сколь красивыми. Они сверкали в солнечном свете, как сияющее доказательство архитектурных способностей расы, которую больше нельзя было называть примитивной.

Как оказалось, он был совершенно неправ и притом из-за совершенно неверных предпосылок.

— Изумительно, — бормотал он, снова опуская очки на глаза и пускаясь в путь. — Кто спроектировал и построил это?

— Спроектировал? Построил? Ты что-то путаешь. Никто его не строил.

Это — Ассоциатива.

— Мы не понимаем друг друга. — Эван не мог глаз оторвать от отражающих радугу валов. В некоторых местах стена поднималась на восемь метров над уровнем леса. — Кто-то же возвел это строение для тебя и твоих друзей, чтобы вы в нем жили, правильно?

— Кажется, я понимаю причину твоего смятения. Ассоциатива — не только то, живет внутри, но то, что внутри, само по себе является частью

Ассоциативы.

— Это ничего не проясняет, — Эван с сомнением покачал головой и замедлил шаг. Внезапно перед ними появились два существа.

Они доходили Эвану до пояса. Оба были черными, как уголь, с багровыми потеками. Они были плотные, приземистые, коренастые, ноги их были скрыты закругленными черными щитками, прикрывающими также их бока. Колючие острия покрывали их бока и спины. Каждый протягивал вперед две руки, кисти которых заканчивались четырьмя пальцами. Пальцы были треугольными, и боковинки их были острыми, как скальпель. В каждой челюсти с большой скоростью, издавая угрожающие, ноющие звуки, вращался диск с пилообразными зубами.