Приговоренные ко тьме - [89]
— Рано, еще рано, ваше высочество, еще успеете насмотреться, — жестоко бросил ему кто-то из собравшейся толпы зевак.
Людовик обвел мутными от слез глазами вмиг притихшую толпу и начал жадно озираться вокруг, окидывая взором невероятно прелестные пейзажи летней Вероны. Боже правый, да лучше бы это происходило с ним посреди безжизненной пустыни, в лабиринте темных пещер, на снежной целине, но не в этом сумасшедше цветущем уголке земного рая! В эту минуту он готов был отдать все свои богатства, всю свою власть за одну только возможность до конца дней своих не переставая любоваться буйством зелени вокруг, волнами темпераментной Адидже, небесным океаном над своей головой с проплывающими в нем большими белыми кораблями облаков, и таким приветливым и оптимистичным светом солнца.
Ударили барабаны и взревели по-слоновьи бюзины. Герольды зачитали собравшимся обвинение Людовику, толпа коротко ахнула, услышав о грядущей судьбе несчастного императора, затем к Людовику приблизился священник с напутствием и молитвой. Монахи запели печальные псалмы, священник отошел прочь, и Людовик с уже почти вылезшими из орбит глазами увидел, как к нему направились несколько дюжих палачей. А он ведь до последнего рассчитывал на милость Беренгария!
Людовик издал жалкий, пронзительный крик ведомого на убой поросенка. Монахи усилили громкость своих глоток, дабы заглушить императора, а палачи занялись своим делом. Двое стояли сзади Людовика и держали открытыми его глаза, двое других деловито меняли друг друга, поднося к глазам императора раскаленные стержни. Замолчавший было император вновь начал пронзительно жалобно скулить и просить о пощаде. Шепот жалости прошелестел и в толпе собравшихся. Даже в столь жестокий век, когда зрелище казни было столь же обычным делом, каким для нас сейчас является футбольный матч, сердца людей не могли очерстветь настолько, чтобы не сострадать в такие минуты несчастной жертве.
Беренгарий в компании с Адальбертом и Иоанном наблюдал за экзекуцией с небольшого, срочно возведенного деревянного помоста. Фриулец внимательно следил за процедурой, пока его не отвлек Адальберт.
— Ваше высочество, благородный король! С письма, в котором Людовик отрекся от императорского престола, надлежит сделать копии. Или хотя бы копию. Для направления в Рим.
Беренгарий с хитрым прищуром внимательно оглядел съежившегося под этим взглядом Адальберта.
— Благородный граф! Это письмо будет существовать в одном-единственном экземпляре до конца дней моих. Людовик останется императором не с разрешения папы Сергия, не с вашего разрешения, а благодаря милости Господа и вашего покорного слуги. Довольно и того, что о существовании этого письма знает Людовик, знаете вы, а от вас, стало быть, узнает папа Сергий. Это даст мне гарантии того, что, пока жив Людовик, никто, кроме меня, не сможет претендовать на императорскую корону. Это даст мне гарантии того, что ни один бургундский родственник Людовика не осмелится попытать счастья взять за него реванш. Это даст мне гарантии того, что, пока живы я и Людовик, ни один папа римский не решится пригласить из далеких земель нового претендента на корону Карла Великого. Вам нужны еще пояснения?
Адальберт, имевший все основания быть причисленным к «бургундским родственникам» Людовика, только отрицательно покачал головой, потрясенный услышанным.
— Скажите только, мой король… Это ваша идея?
— Увы, Господь одним дарит корону, а другим светлый разум, — улыбнулся Беренгарий. Иоанн внимательно слушал их разговор.
— Этот светлый разум пришел из Болоньи? — спросил Адальберт.
— Нет, сиятельный граф. Этот разум здравствует и процветает в Вечном городе. Коварный и божественный!
— Вот как? Признаться, только у одного человека в Риме я знаю присутствие такого разума. Только один человек умеет строить такие комбинации. Говорите, «коварный и божественный»? Ну да, кто же еще?! Да, она не носит никакой короны, но, Господи святый, какая великая и страшная королева могла бы получиться из нее! Подумать только, этот бес в тунике опять спутала нам все планы, эта…
— Благородный граф, в моем присутствии я не потерплю ни одного плохого слова о той, о ком вы начали говорить! — ледяным тоном произнес епископ Болонский, — В противном случае вы будете вызваны на поединок, в котором у вас на успех будет еще меньше шансов, чем у бедного Людовика еще раз увидеть цвет неба.
Адальберт замолчал, его душа была переполнена горьким коктейлем пережитой неудачи и расстройством от бездарно потраченных средств, в который теперь ядовитой желчной струей добавилась ревность отвергнутого любовника. Пустыми и равнодушными глазами он уставился на середину крепостного двора, где под насмешки оборванной черни для короля Нижней Бургундии и Прованса, императора из династии Каролингов Людовика Третьего медленно, как уходящее за горизонт солнце, навсегда угасал видимый мир.
Конец второй книги
* * * * * * *
В следующих книгах серии
Kyrie Eleison. Мать и дочь. Выживая — выживай!
«Нет, он, конечно, не воспользуется ее положением… ведь он священник… он давал клятву соблюдать целибат, он папа римский и наместник самого Апостола на земле, его положение, его роль обязывают его быть выше всех этих дьявольских искушений. Он… он всего лишь ненадолго посмотрит на нее… спящую… насладится красотой, на которую только способна природа и Творец ее… ведь никогда более ему уже не суждено будет увидеть подобное… никогда… никогда…»
«Трупный синод» — первая книга исторической серии «Kyrie Eleison» о средневековой Италии конца IX — первой половины X веков. Это время окончательного упадка империи Карла Великого и нравственного падения Римско-католической церкви, приведшее к суду над умершим папой и установлению в Риме власти двух женщин — супруги и дочери сенатора Теофилакта, прославившихся своей красотой и развращенностью. В истории Римско-католической церкви этот период носит название «порнократия» или «правление шлюх».
Властительница Рима. Герцогиня Сполетская, маркиза Тосканская, супруга итальянского короля. Убийца пап Иоанна Х и Стефана VII. Любовница пап Сергия III, Анастасия III, Льва VI. Мать принцепса Альбериха. Мать и — о, ужас! — любовница папы Иоанна XI, бабка и — ……! — любовница папы Иоанна XII. Это все о ней. О прекрасной и порочной, преступной и обольстительной Мароции Теофилакт. «Выживая — выживай!» — третья книга серии «Kyrie Eleison» о периоде порнократии в истории Римско-католической церкви.
Книга состоит из коротких рассказов, которые перенесут юного читателя в начало XX века. Она посвящена событиям Русско-японской войны. Рассказы адресованы детям среднего и старшего школьного возраста, но будут интересны и взрослым.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
«Махабхарата» без богов, без демонов, без чудес. «Махабхарата», представленная с точки зрения Кауравов. Все действующие лица — обычные люди, со своими достоинствами и недостатками, страстями и амбициями. Всегда ли заветы древних писаний верны? Можно ли оправдать любой поступок судьбой, предназначением или вмешательством богов? Что важнее — долг, дружба, любовь, власть или богатство? Кто даст ответы на извечные вопросы — боги или люди? Предлагаю к ознакомлению мой любительский перевод первой части книги «Аджайя» индийского писателя Ананда Нилакантана.
Рассказ о жизни великого композитора Людвига ван Бетховена. Трагическая судьба композитора воссоздана начиная с его детства. Напряженное повествование развертывается на фоне исторических событий того времени.
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.
Сказание о жизни кочевых обитателей тундры от Индигирки до Колымы во времена освоения Сибири русскими первопроходцами. «Если чужие придут, как уберечься? Без чужих хорошо. Пусть комаров много — устраиваем дымокур из сырых кочек. А новый народ придет — с ним как управиться? Олешков сведут, сестер угонят, убьют братьев, стариков бросят в сендухе: старые кому нужны? Мир совсем небольшой. С одной стороны за лесами обрыв в нижний мир, с другой — гора в мир верхний».